Общее дело

^[1]

Наталья Самовер

Это еще можно предотвратить. Строительная техника не будет проваливаться в склепы, человеческие кости не будут хрустеть под ногами у прохожих. Всего этого можно избежать, если прямо сейчас приостановить и скорректировать проект реконструкции Детского парка № 1 на Новослободской, 58. Потому что это для нас с вами он – Детский парк, а вообще-то исторически это территория женского Скорбященского монастыря и в том числе монастырского кладбища.

Опять как прошлым летом нам приходится тревожно поднимать тему осквернения исторических некрополей. Год назад невинные работы по благоустройству Семеновского парка ^[2] обернулись шокирующим зрелищем разоренных могил. Трехсотлетнее Семеновское кладбище в один день вернулось из забвения, доказав, что невидимое не значит несуществующее.

^[3]

Все то же самое вот-вот повторится на территории бывшего Скорбященского кладбища.

По историческим меркам, монастырь этот молодой. Он был основан в 1890 г. на окраине города на обширном участке, принадлежавшем княжне Александре Владимировне Голицыной, и быстро обстроился нарядными кирпичными зданиями. Обезглавленный, но и в таком состоянии величественный собор во имя Всемилостивого Спаса (иначе – Происхождения (изнесения) честных древ Животворящего Креста Господня) – самая крупная постройка талантливого, рано умершего архитектора Ивана Владимирова, до сих пор стоит на углу Новослободской и Вадковского переулка. Он принадлежит сейчас университету «Станкин», жесточайше перепланирован внутри и сдается под офисы.

^[4]

В 1908 – 1910 гг. на монастырском кладбище на средства сергиевопосадского купца Ивана Ефимова была сооружена церковь во имя Трёх Святителей. Для архитектора Петра Виноградова – автора монументального собора Николо-Перервинского монастыря, она стала последней работой.

^[5]

Судьба этого красивого храма в русско-византийском стиле оказалась печальной. В 60-е годы он был разобран; сохранилась только подземная часть, служившая во время войны бомбоубежищем, и цоколь в виде квадратного возвышения, покрытого дерном. Именно здесь – на месте кладбищенской церкви, прямо на ее остатках планируется сегодня построить стационарную парковую эстраду.

^[6]

Скорбященский монастырь, в свое время самый большой в Москве, просуществовал недолго. Последний его храм был закрыт в 1929-м. Кладбище официально функционировало и того меньше – с 1894 по 1920 год (отдельные захоронения совершались до самого конца 1920-х годов), но за это время в монастырской ограде упокоилось около 2,5 тысяч человек, среди которых основательница монастыря княжна Александра Голицына, историк Дмитрий Иловайский и знаменитый адвокат Федор Плевако, останки которого позднее перенесены на Ваганьковское кладбище.

^[7]

На старых фотографиях видно, как плотно обступали могилы кладбищенскую церковь Трех Святителей. Среди надгробий встречались настоящие произведения искусства. Так, крест над могилой литературного критика Юрия Говорухи-Отрока был сооружен по проекту Виктора Васнецова.

^[8]

Когда памятники были уничтожены, а могильные холмы сравняли с землей, лишь единичные захоронения Скорбященского монастыря были перенесены на другие кладбища. Тысячи могил были просто затоптаны, и с ними историческая память этого места безмолвно ушла в землю как град Китеж – в воды озера Светлояр. Сейчас над ними маленькие посетители парка деловито осваивают нарядные детские площадки, молодые папаши совмещают прогулку с коляской с занятием на уличных тренажерах, и подростки гоняют на великах по дорожкам.

Среди москвичей, погребенных в некрополе Скорбященского монастыря, был и скромный библиотекарь Румянцевского музея Николай Федорович Федоров – философ мирового масштаба, основоположник русского космизма. Его идеи разделял Достоевский; Толстой гордился тем, что живет с ним в одно время; «учителем и отцом духовным» называл его Владимир Соловьев; консервативный философ-государственник Иван Ильин считал его святым, сравнивая с Серафимом Саровским; его труды изучал будущий конструктор советских космических ракет Сергей Королев.

Николай Федоров создал «философию общего дела». Глубоко религиозный человек, он искал в синтезе веры, искусства и науки орудия для конечной победы над смертью. Физическое воскрешение всех прежде живших людей, телесное воссоздание их буквально по атомам он считал главной этической задачей, стоящей перед человечеством. Еще в конце XIX века Федоров заговорил о том, что небывалая технологическая мощь и небывалая власть над природой возлагает на человека небывалую ответственность. Он предвосхитил понятия «экология» и «ноосфера», размышлял о месте и миссии человечества во Вселенной. В мире, семимильными шагами приближавшемся к страшной Первой мировой войне, он призывал к всеобщему единению. Чувство великого родства, связывающего всех ныне живущих людей между собой и со всеми отжившими, сделало его философом памяти. В современном краеведении, библиотековедении, музееведении и учении о сохранении культурного наследия идеи Федорова растворены до полной незаметности, превращены в воздух. Воздух, которым мы дышим.

Люди, склонные мерить настоящее мерками прошлого, с восхищением называли Николая Федорова московским Сократом. Для других, увлеченных его футурологическими идеями, он был философом III тысячелетия.

Третье тысячелетие это сегодня.

Могила Федорова затерялась. Когда в 1930-м году кладбище Скорбященского монастыря уничтожали, чтобы разбить на его месте Детский парк № 1, не нашлось никого, кто позаботился бы о его останках. И по сей день они покоятся где-то в тени деревьев на территории славной 204-й школы имени Горького, для строительства которой была отрезана часть монастырского некрополя.

^[9]

То, что произошло с Семеновским и со Скорбященским, произошло еще со многими историческими кладбищами Москвы.

Крупные старинные некрополи, в том числе монастырские, закрывались в 1920-х годах, а в 1930-х ликвидировались, частично отдавались под застройку, но чаще превращались в парки для отдыха трудящихся. Много мелких, бывших сельских, кладбищ оказавшихся в городской черте по мере роста столицы, ликвидировано в 1970-х при подготовке к Олимпиаде. Очередное расширение Москвы добавило в скорбный список еще много закрытых, забытых, затерянных и поруганных погостов.

Закрыта, забыта, затеряна и поругана наша историческая память.

О том, что сквер в Малом Песчаном переулке на Соколе это на самом деле бывшее кладбище «Арбатец», напоминает только здание часовни Преподобного Сергия и Праведницы Елизаветы, построенное в 1911 г. по проекту Романа Клейна. Давно утратившее признаки культового здания, оно занято сегодня салоном тайского массажа. Но после сильных дождей легкий песчаный грунт нет-нет, да и обнажит неподалеку то человеческие кости, то разбитое надгробие. Совсем недавно местные жители извлекли из земли и почтительно установили один такой памятник с трогательно безграмотной надписью «Незобвенной матери от любящей дочери».

^[10]

От тысяч захоронений Лазаревского кладбища на Сущевском валу остался только один надгробный камень – безымянный как памятник неизвестному солдату. Редкий посетитель заметит его в глухом углу веселого парка «Фестивальный».

^[11]

Конечно, уничтоженных кладбищ не вернуть. Их территории, превращенные в городские парки и скверы, должны остаться таковыми. Но восстановление памяти места, сознательный отказ от продления позорной традиции беспамятства и вандализма – долг ныне живущего поколения москвичей. Нам это вполне по силам. Многие столицы мира имеют мемориальные парки на месте исторических кладбищ, и в Москве есть относительной удачный пример создания такого парка – Братское кладбище во Всехсвятском.

^[12]

«Архнадзор» направил письмо в Московскую городскую думу с просьбой провести под эгидой городского парламента слушания по проблеме уничтоженных исторических некрополей Москвы. Решить эту проблему можно только объединив усилия целого ряда городских ведомств, так или иначе причастных к ней, – Мосгорпарка, Мосзеленхоза, Мосгорнаследия, Департамента физкультуры и спорта, Департамента образования. Не обойтись без Церкви и краеведов.

Программа действий довольно очевидна:
1. Провести выявление по всей территории Москвы участков бывших кладбищ.
2. Придать им всем охранный статус достопримечательных мест.
3. Определить для них допустимые и недопустимые виды деятельности.
4. Впредь производить любое проектирование с учетом особенностей этих территорий.
5. Производить любые земляные работы с археологическим сопровождением.
6. Эксгумировать и перезахоранивать обнаруженные останки прежде, чем возводить на территории бывших кладбищ какие-либо сооружения.
7. Установить за счет городского бюджета на всех бывших кладбищах памятные знаки.

^[13]

Но главное — город должен выработать единую этическую позицию по отношению ко всем подобным территориям. Здесь в понятие «город» равно включаются и горожане и городская власть. Мы все москвичи. Хотим ли мы восстановить насильственно оборванную цепь духовной преемственности поколений? Важна ли нам кровная связь с нашей историей? Кто мы, сегодняшние живые, нашему городу и нашей стране — наследники или временные обитатели, не помнящие родства, не знающие любви, не чувствующие ответственности?

Не к нам ли обращается Николай Федоров в статье «Живое и мертвенное восприятие истории», написанной в 1903-м, в год его смерти: «Не ясно ли, что, при отрицании жизни отцов и воскрешения их, наша собственная жизнь становится вопросом, делается бессмысленной и невыносимой; наступает уже не разочарование в ней, а отрицание ее, пессимизм. Неудовлетворенность Настоящим и безнадежность, безотрадность Будущего — вот роковое следствие отречения от родного Прошедшего, от истории жизни и смерти отцов наших. Это и есть Страшный Суд Истории над тем, кто, поглощенный мигом Настоящего, не видит двух окружающих его бесконечностей: Минувшего и Грядущего, и ставит себя выше тех, кому мы обязаны жизнью».

P.S. Подробнее с историей Скорбященского женского монастыря можно познакомиться на сайте приходского храма Всемилостивого Спаса ^[14] и на сайте «Москва, которой нет» ^[15].

Обобщающая (но не исчерпывающая!) статья в Википедии ^[16] об исчезнувших кладбищах Москвы.