«Молодое наследие»: итоги 2013 и перспективы 2014 года

^[1]

Наталья Душкина

Подводя итоги по выживанию «молодого» наследия, – того лучшего, что было создано в ХХ веке, следует признать, что в массовом сознании это «наследие» по-прежнему крайне политизировано, не понимаемо и не любимо (достаточно вспомнить крылатую фразу Ю. Лужкова о «плоскомордой» архитектуре). Что характерно, это касается не только типовой застройки периферии, умно и с симпатией к ней препарированной на Московском урбанистическом форуме, но и штучных произведений, входящих в охранный реестр (а это более 11% от общего числа московских объектов культурного наследия). Их судьба определяется постоянным балансированием между призывами сохранить сооружения русского авангарда 1920–1930-х, поставангарда 1930–1950-х (сталинского периода), модернизма 1960–1980-х и «посносить все советское». 

При нацеленности на расчистку территорий под коммерческое строительство проще убирать «советскую рухлядь». Правда, строительный бизнес и власть распространяют эту идею на рядовую историческую застройку любого периода ^[2], но эпитет «советский» способствует скорейшему переводу в плоскость утилизации. Этот разрыв в сознании преодолевается с колоссальным трудом. Очередной, предновогодний взрыв требований убрать, вслед за виттоновским сундуком, щусевский мавзолей с Красной площади (территории объекта Всемирного наследия) показал, насколько уплощен такой взгляд в исторической перспективе ^[3]. Не говоря уже о непонимании ценности попадания «в десятку», вписывания этой ультра-новой постройки 1929–1930 гг. (вне зависимости от её наполнения) в великий исторический ансамбль – по местоположению, композиции, масштабу, форме, цвету, фактуре. Дидактический пример работы современного архитектора в контексте старого города, входящий в программы обучения архитектурных школ мира. Кстати, как раз в 2013 мавзолей прошел через реставрацию ^[4], с минимумом внешней информации о проводимых работах на этом «кремлевском объекте».

^[5]

^[6]

Что же говорить о качественных, профессионально сделанных зданиях ХХ века, которым отказывают в признании ценности, подводя под вандальное уничтожение. Прошлый год был отмечен волной сносов блистательного по своему пространству и конструкциям Литейного цеха ЗИЛа ^[7] (А.Кузнецов, А.Лолейт, 1916); фабрики-кухни (1927) на Красной Пресне, Донских (1934) и Можайских бань (1952-53) ^[8]. Официально прозвучал поразительный аргумент, оправдывающий разрушение конструктивистских зданий ^[9] – в Москве есть еще 115.

^[10]

^[11]

^{[12]  [13]}

Апофеозом варварства-2013 стал мучительный снос Дома Стройбюро Болшевской трудкоммуны в подмосковном Королеве (А.Лангман, 1928–1930), под ковшом экскаватора явившего настоящее чудо обретения авангардных росписей художника Василия Маслова ^[14], которые считались утраченными. Только благодаря самоотверженным действиям защитников (М.Мироновой, О.Мельниковой, Е.Соседова, А.Селивановой, Н. Плунгян, К.Маслова, Ф. Гузанова, И.Трубецкой, В.Иноземцевой и многих других), массированному давлению на органы власти и широкому освещению в прессе удалось предотвратить не только полную гибель, но и на основании экспертизы Е.Шорбан ^[15]добиться получения охранного статуса, дающего надежду на спасение памятника ^[16]. Но приговорены или остаются по-прежнему в зоне риска конструктивистские жилые комплексы, хлебозаводы, промышленные здания, стоящие на лакомых территориях.

^[17]

Для всех этих и многих других случаев характерны прямое и заинтересованное обслуживание интересов инвесторов (в чем нет беды, если бы не сметались установленные самим же государством нормативные барьеры); здесь же – попустительство власти, нарушение законодательства, полная безнаказанность, слабость органов охраны наследия, недобросовестность экспертизы, пренебрежение профессиональной этикой. Все тот же «букет», который передается эстафетой из года в год от одной власти другой, от города к городу. Общим знаменателем является сознание того, что по-прежнему «все можно».

Что не удивляет, но огорчает – крайняя малочисленность голосов практикующих архитекторов, встающих на защиту исторических сооружений (а если и встают, то чаще в поддержку наследия ХХ века: Е.Асс, Ю.Аввакумов, Ю.Григорян, М.Хазанов, Н.Шангин и некоторые другие). Снос и реконструкция рассматриваются как неизбежность «развития», поле для собственного творчества, получения дохода, даже когда речь идет о проектировании в зонах охраны, в нарушение регламентов, вблизи выдающихся памятников, с разрушением их ауры, или же прямо на них. Внутри самой архитектурной профессии, при установленном охранном законодательстве в 1976 году, по-прежнему существует внутреннее неприятие полноценного права на жизнь «мира наследия» – важнейшего завоевания культуры ХХ века, которое определяет глубину времени, корневую систему страны, уникальность места. Все нескончаемые разговоры о том, почему «Баженов мог перекраивать Кремль» (а Осман – Париж), в силу этого сегодня неправомерны. Из 15 архитекторов, опрошенных archi.ru, лишь Р.Леонидов записал в «негатив» 2013: «Слишком много памятников утрачено в этом году, … бесконечно жаль исторический контекст, который растворяется в пластилине ^[18]». Обобщенно выходит, только 7% практикующих архитекторов сочувствуют наследию, а что 93%?

В оперативном представлении власти, профессии и большей части общества, «сохранение» – маргинальная область, «препятствующая» жизни, а главное — бизнесу. Отсюда и поражающая мир судьба двух арбатских страдальцев – дома Мельникова, погибающего от незаконного строительства впритык к территории памятника ^[19], и дома Болконского, который после проведенной реконструкции (арх. Н.Петров-Спиридонов) ^[20] иначе, как «архитектурное порно» не назовешь. Все проекты проведены по инстанциям и коллективно утверждены в рамках «новой градостроительной политики». Поэтому вполне закономерно, что акция с символическим названием «Чего хочет Москва» (рейтинг категорий запросов горожан)», итоги которой предъявили урбанистическому форуму, показал лидерство «площадок для отдыха», «велосипедов» и прочих составляющих современного образа жизни. Но при этом обнаружил отсутствие категории «наследия». Оно не вошло в рейтинг приоритетов в преддверие 2014 – года культуры в России.

В этом контексте, показательна судьба одних из самых ярких московских сооружений и ансамблей ХХ века, находящихся на государственной охране в региональном и федеральном статусе:

1. Дом Мельникова, 1927-1929 – бесспорный лидер обсуждения-2013 в российских и международных СМИ, блогах.

^[21]

Напомним, что незаконный снос усадьбы Мельгунова в августе 2012 и начало строительства в зоне охраны крупного комплекса с подземным паркингом в феврале 2013 (ООО «Сенаб проект», ЗАО «ТРАСТ–ОЙЛ») резко ухудшили состояние памятника, расположенного в карстово-суффозионной зоне, что привело к новым силовым деформациям, трещинообразованию. Степень риска утраты мирового шедевра XX века значительно возросла ^[22]. Федеральный научно-методический совет (ФНМС, секция наследия советского периода), Музей архитектуры, Союзы архитекторов, «Архнадзор» призвали остановить строительство, провести безотлагательные работы по укреплению здания, придать гласности результаты мониторинга за 2010–2013 гг. и провести независимую техническую экспертизу. В апреле три крупнейшие международные организации (ICOMOS, DOCOMOMO и UIA) опубликовали «Тревожный сигнал наследия» (Heritage Alert) и направили письма в адрес мэра Москвы и высшего руководства страны. Одновременно, в защиту дома выступили «звездные» архитекторы мира (П.Айзенман, С.Холл, А.Исодзаки, Р.Колхаас, Р.Монео, А.Сиза), выдающиеся историки архитектуры (Ж.-Л.Коэн, Ф.Старр, К.Фрэмптон). (Тексты писем — здесь ^[23]). Тем не менее, инвестор и столичные власти продолжили отрицать воздействие котлована и стройки на дом Мельникова ^[24].

^[25]

По результатам многочисленных обращений вопрос был взят под контроль Администрацией Президента, а 4 сентября 2013 М. Хуснуллин сформировал специальную межведомственную комиссию по мониторингу технического состояния дома-мастерской. Результатом ее работы стали заказ РААСН (отделение строительных наук) на проведение независимой технической экспертизы дома и зоны его охраны; определение источника финансирования на исследование и реставрационные работы (Минкульт РФ); фирмой «КРЕАЛ» на благотворительной основе установлены маяки.

^[26]

Кроме того, в плюсе 2013: наконец-то удалось убедить в необходимости отделить «вопросы собственности» от «технического состояния» дома; Мосгорнаследие умерило свой пыл в «открещивании» от участия в его судьбе, ссылаясь на неопределенность формы собственности; по заказу Музея архитектуры Т.Царевой проведена историко-культурная экспертиза с целью повышения госохраны до федерального уровня, о чем говорили годами; материалы о судьбе дома вывешены на сайтах РААСН, Музея архитектуры, ФНМС, ICOMOS, что вывело процесс обсуждения из кулуаров; проведены три выставки, посвященные проблемам дома Мельникова – в Милане (неделя дизайна), Музее архитектуры (конкурс на разработку концепции музея дома-мастерской) и «Мой Мельников» в галерее ВХУТЕМАС, здесь же прошла пресс-конференция. На волне событий с домом, успешно заработал сайт The Constructivist Project Н.Меликовой ^[27], в котором собраны публикации, фото, посвященные судьбе русского авангарда. В минусе 2013 остаются: отказ властей от моратория на стройку; продолжающаяся деградация самого дома; незавершенность судов; неясность концепции музеефикации дома-мастерской Константина и Виктора Мельниковых.

^{[28]  [29]}

Но все же, кажется, после многолетних усилий «лед тронулся», и у здания появляются шансы на проведение осмысленной реставрации в соответствии с международными стандартами (если удастся преодолеть «дикость» тендера, в котором выигрывает самый «дешевый» и «быстрый» проект, часто приносящий разрушительные результаты).

2. Клуб им. Русакова, 1927-1929 – другой мельниковский шедевр, переданный Ю.Лужковым театру Р.Виктюка на условиях аренды в 1996 г.

^[30]

На фоне боев за дом в Кривоарбатском, он оказался несколько в тени внимания  экспертного сообщества. Но развернувшиеся там работы, осложненные редкой возможностью оказаться внутри, вызывали большую тревогу. В ноябре 2013 ФНМС (секция наследия советского периода) запоздало подвела итоги и заслушала доклад арх. С.Лесникова (ЗАО АСК «Доминанте»), получившего эту работу по тендеру (проект утвержден в 2009 г.). Отметили недостаток реставрационного опыта, потерю подлинности (запроектированы лифты на боковом фасаде; устройство балконов в интерьере, дополнительных «полостей» на верхних отметках здания; тотальная замена деревянной столярки на металлическую, и пр.). Идею отдать клуб театру Виктюка признали ошибочной, настолько велик риск изменений в «приспособлении» под яркого, амбициозного режиссера: сложилась ситуация «двух медведей в одной берлоге».

^[31]

^[32]

Снятые под конец года леса обнажили результаты реставрационных работ на фасадах, где главное – раскрытие ранее заложенных оконных проемов.

^[33]

^[34]

В целом, на дистанции, вид здания производит благоприятное впечатление. Итог работ с точки зрения выведения здания из деградированного состояния, позитивный. Но детали резко снижают эффект: типовые входные и глухие металлические двери (вместо светопрозрачных на 2-м уровне), которые пригодны для торговых ларьков, а не уникального памятника мирового значения; накладные конструкции со стороны заднего фасада; плоские оконные переплеты, искажающие впечатление глубины оконных проемов (вероятно, посмотрели, как это «сделали» недавно у Ле Корбюзье, тем самым выведя московский Цетросоюз из возможных кандидатов в список Всемирного наследия).

^{[35]  [36]}

 

^{[37]  [38]}

^[39]

И в данном случае можно предположить – в нынешнем виде клуб Русакова, остающийся «объектом культурного наследия регионального значения», вряд ли сможет претендовать на попадание в мировой пантеон (о чем годами ходатайствует международное сообщество).

Фото: Н.Душкиной, Н.Меликовой, fototerra.ru, modernism.su, architip.livejournal.com

Продолжение следует