- Архнадзор - https://www.archnadzor.ru -

Сложность московского характера

Наложение фасада 1519 года на чертёж современной постройки. Схема автора, 2020 год [1]

Александр Можаев

18 мая был опубликован [2] материал о планах сноса исторического здания на Ильинке для того, чтобы «раскрыть к улице» давно застроенное здание древней церкви. Продолжаем разговор о том, что такое Москва и каковы на самом деле права и обязанности её граждан.

Есть те, кто сожалеет о том, что один из древнейших храмов Китай-города оказался замурованным внутри пристроек. Они рассуждают, как здорово было бы его оттуда извлечь, воссоздав во всей первозданной красе. Поверьте, что это невозможно ни в этом, ни в большинстве других подобных случаев. Чтобы воссоздать храм 1519 года, надо разобрать верхний храм XVII века и обеспечить круговой обзор, устроив посреди прямой и стройной улицы пустошь, углублённую на два метра относительно современной поверхности. А после, следуя принятой логике, поступить так же с другими древними памятниками Китай-города, превратив его в сплошной парк «Зарядье».

Но ведь сложность внутреннего устройства Москвы и есть основная, интереснейшая черта её характера. Показывая туристам старые московские дома, я всегда хвастливо отмечаю, что именно этого нет в Петербурге: в Москве внутри одного здания могут уживаться напластования трёх, а то и пяти столетий. И отряхивать с фасадов всё позднее, выявляя абстрактный «изначальный образ» — мода середины позапрошлого столетия.

Да, советские реставраторы иногда слишком решительно расправлялись с поздними (с их точки зрения) пристройками, но они никогда не делали этого ради фантазийного проектирования по условным аналогам. И потом, нас от них отделяют бремя прогресса и новое понимание смысла охраны наследия – десятилетия, вынуждающие совершенно иначе относиться к презираемой прежде эклектике или псевдорусскому стилю.

Реконструкция объёма церкви в структуре Тёплых рядов. Схема автора, 1979 год [3]

Лично я, кажется, нигде не учился уважению к сложности города, но меня она всегда дико увлекала и радовала.
Нашёл в старых бумагах удивительный экспонат, рисунок той самой Ильинской церкви, сделанный мною в возрасте семи лет. Гулял по центру с кем-то из родителей и заметил диковину: вроде как обычный дом, но из крыши у него торчит нечто, отдалённо похожее на главу спрятанной внутри церкви. Я ничего об этом не знал, но, придя домой, попытался набросать то, что теперь бы назвал графической реконструкцией. И мне бы в голову не пришло мечтать об извлечении церкви наружу, потому что интереснее всего была зачарованная неочевидность этой (как я теперь говорю) краеведческой аномалии.

Прошло 20 лет, и я случайно оказался на Ильинке в команде исследователей храма, и своими руками извлекал его древние детали из-под поздних закладок. И все вокруг понимали, что наша задача – прочитать находки, проявить их на стенах здания, но ни в коем случае не множить бушующую в городе волну разрушений. А потом прошло ещё 20 лет, и я снова толкую о том же, взывая не к субъективному чувству прекрасного, а к закону и принятым принципам охраны памятников.

Здесь уже не может быть споров о вкусах и о том, что считать истиной, есть только строго установленные правила. Если вы считаете их неверными или недостаточно гибкими, то вступаете в открытый спор, пытаетесь изменить процедуру или добиться исключения из общего порядка. Любые другие методы – шулерство или преступление. И я в связи с этим вспомнил два противоположных примера из практики общения с собственниками памятников церковного зодчества столицы.

Дом Киреевского на Остоженке. Фото: Pirogov/PastVu [4]

Сначала печальное: в 2014 году был на 2/3 снесён замечательный памятник XVII века, дом Киреевского на Остоженке. Он был передан Зачатьевскому монастырю и разрушен под вывеской реставрации – обычная оптимизация расходов, выстроим такой же, разницы не будет. Это, кстати, то же самое упрощение города: фасад остался, а содержание утрачено.

Было расследование, стрелки перевели на не в первый раз облажавшегося архитектора. Официальные лица просили не втягивать в скандал уважаемый монастырь, тем более что он оказался причастен к преступлению совершенно случайно. Но мне очень хотелось, чтобы заказчики стройки хотя бы выразили сожаление о случившемся – или даже не выразили, а просто поняли бы, что натворили. Ну так, на будущее.

И тогда я написал статью [5] о доме и его знаменитом хозяине Петре Киреевском и через нужных людей попросил донести её до монастырского руководства. Через некоторое время спросил о результате и получил аккуратный и вежливый ответ: «Видишь ли, Саша, по итогам инцидента остаётся только признать, что уважение к нормам действующего законодательства всё ещё не входит в число очевидных добродетелей нашего народа».

Церковь Воскресения в Кадашах. Фото: сайт церкви Воскресения Христова [6]

А вот другая история: вы, возможно, помните, что по сторонам знаменитой церкви Воскресения в Кадашах стоят две довольно тяжеловесные будки под круглыми кровлями – паперти, пристроенные в начале XIX века. В другом месте они бы, может, и не раздражали, а здесь очень контрастируют с изяществом барочного храма. Советские реставраторы не смахнули их только потому, что помещения использовались. Как-то давно я стоял напротив церкви, размышляя о том, что зря они этого, пожалуй, не сделали. И вдруг услышал в стороне громкий разговор: настоятель храма спорил с кем-то на эту самую тему. «Вы что, – говорил он, – а если бы по любому другому адресу 1806 год сносили, что бы вы тогда сказали? Так нельзя, и всё тут».

Я устыдился и посмотрел на будки с другой стороны: а ведь они связывают город с памятником, слишком прекрасным для нынешнего окружения. Это же Замосковоречье, присутствие европейски изысканного храма здесь намного более странно, чем того, что к нему пристроили.

Если мы хотим знать, как жила настоящая, а не нами выдуманная Россия прошлого, то должны ценить любые подлинные свидетельства, коих и без нарочитых усилий с каждым днём становится меньше. Цените свой город таким, какой он есть, улучшайте, но не пытайтесь переделывать – и уважайте действующее законодательство.

Опубликовано Octagon.media [7]
4 Comments (Open | Close)

4 Comments To "Сложность московского характера"

#1 Comment By Павел On Четверг, Июнь 4, 2020 @ 20:32

Ценность поздних наслоений на архитектурных памятниках вещь неоднозначная. Это одновременно и потеря авторского замысла, и зримая связь с историей и окружением. В каждом случае нужно отдельное решение с тщательным обоснованием — что теряем, что приобретаем. Если мы имеем древнерусский шедевр, на который напластовано нечто очень посредственное 17-18 вв., то выбор мб и в пользу восстановления исходного сооружения, реконструируемого с высокой научной точностью. Раскрытие закомар и кокошников, восстановление куполов древней формы, окон и наличников — распространённая реставрационная практика и это не противоречит законам. Почему же надо так жёстко держаться за поздний свод и пристройку? Кроме того, в таких случаях надо применять технологии перемещения зданий — верхний храм вполне возможно срезать с нижнего и перенести на новое основание. То же проделать и с пристройкой. Почти век назад двигали же многоэтажные здания. Тут же объекты намного меньшие. Правда, задача посложнее — нельзя просто катить по плоскости. Надо думать… Место, куда можно поставить, есть — двор 5 строения и пустырь на месте снесённых корпусов.
Не обязательно трогать северный корпус. С юга да, чтобы открылся древний храм, после удаления пристройки придётся делать резкое понижение с подпорной стенкой. Подобное предлагалось и на Биржевой пл. В помянутом Зарядье — подпорная стенка Варварки совсем не раздражает в отличие от соседнего паркового нагромождения.
В случае же с «европейским» храмом Воскресения в Кадашах откатить пристройки на новые основания совсем нетрудно.
Что такое «настоящая Москва»? Для всех она будет разная. Для некоторых это уникальный город — шедевр мирового значения, достигший своей вершины в 17 веке, который с тех пор стали только портить. Чем дальше, тем сильнее. Отсюда задача — сделать всё, чтобы этот дивный град максимально прозревался в существующем городе. С соблюдением текущего законодательства, конечно.

#2 Comment By Михаил On Пятница, Июнь 5, 2020 @ 0:20

Пётр, «выбор в пользу восстановления исходного сооружения» можно обсуждать тогда, когда такой выбор хотя бы в какой то степени возможен. «Высокая научная точность», как и точность «средняя» и даже точность «ниже средней» в данном случае невозможна — и это вывод на основе всех имеющихся данных, полученных в ходе многолетнего изучения памятника. Вы невнимательно ознакомились с материалом прошлой статьи. Я бы с удовольствием развил и остальные вброшенные вами тезисы — и о том, почему данный памятник (при своей гипотетической индивидуальной уникальности) не был и не мог быть частью уникальности допетровской Москвы как целостного явления в мировой истории архитектуры — хотя это к сути вопроса вообще не имеет отношения — это философия архитектуры, метафизика городских пространств, а не вопрос реставрационного ремесла. Про то, как даже очень тактичное и незначительное выявление древности способно исказить архитектурную гармонию и значительно обеднить облик памятника (на примере церкви Антипия, скажем), про опасность подмены памятников архитектуры как произведений искусства (высшей, высокой, средней пробы -не суть) в памятники архитектурной археологии (как правило — всегда средней степени достоверности), , про абсурдность идеи «пристроить пристройки» Кадашевского храма в «какое-нибудь другое место» — все это тоже было бы интересно обсудить, но в этом был бы смысл тогда, когда подобные приводимые примеры не отталкиваются от изначально ложного тезиса. Здесь нет возможности восстанавливать. Точка. Историческую фантазийную реконструкцию храма можно построить где угодно в другом месте- да хоть на внутреннем пустыре торговых рядов — зачем ради этого уничтожать ансамбль объектов 17, 18 и 19 века, что то куда то двигать и передвигать — совершенно непостижимо ни с какой точки зрения.

#3 Comment By Павел On Пятница, Июнь 5, 2020 @ 23:28

Павел. Ознакомился внимательнее — храм Ильи 16 в. сохранился на 2/3, есть близкий более сохранный памятник в Юркине. Реконструкция Л. Арутюняна никакая не фантазийная — каждая деталь подробно обоснована. Ваш пример Антипия на Колымажном как раз в пользу восстановления 16в. — там удалось и древнее ядро раскрыть, и сохранить ценные поздние добавления. Как раз такое соседство хорошо соответствует основной идее Можаева — показывать вековую многослойность Москвы. Без такого восстановления никакой многослойности никто не увидит, если только рядом не будет самого Александра. Но к каждому пешеходу его не приставить. Вполне возможно, что восстановленный храм Ильи Пророка будет активно воспроизводиться в новом церковном строительстве. Но это никак не отменяет потребности видеть восстановленный прототип на своём исконном месте. А это ничто иное, как сердце Китай-города — главный храм на главной его улице. «Архитектурной гармонии» в этом месте давно уже нет и в помине — от Тёплых рядов остались одни огрызки, отражения и воспоминания. Безусловно необходимо сохранить то, что от них осталось. Предложение переместить южную торговую пристройку — это попытка её сохранения. Она может встать на типологически сходном месте — одном из торцов внутреннего корпуса рядов. Расслоение памятника на разновременные части должен быть признан одним из методов реставрации. Допустимым в отдельных случаях, когда позднее наслоение радикально изменило облик древнего памятника, который может быть обоснованно восстановлен в первоначальном виде.

#4 Comment By Михаил On Суббота, Июнь 6, 2020 @ 0:52

Павел, прошу прощения. Я церковь Антипия не случайно привёл в пример — ведь это очень тактичный пример, где сохранена «многослойность» и вся строительная история памятника. И я, кстати, когда писал думал о совершенно обратном — что для большинства наблюдателей шлемовидный или ещё какой по форме древний купол ровным счетом ничего не скажет, даже не намекнёт ни о древности, ни о многослойности (все равно придется «приставить» Александра к каждому памятнику) — это ведь все для специалистов и узкого круга ценителей понятно. Но специалистам — и восстановления специфического оформления барабана было бы достаточно(!), чтобы впоследствии наслаждаться многослойностью памятника.. При этом подходя при реставрации к вопросу купола — как элемента играющего на общий силуэт и композицию — хорошо было бы вспомнить и другие архитектурные принципы, подумать как та самая композиция памятника, как его силуэт заиграют, если «вдавить», «приплюснуть» ее центральный элемент. Есть тут ещё такой непростой нюанс — про дело вкуса и то, что у каждого своё понимание красоты — этот ментальный вирус прочно распространился за последнее столетие. Но нет же — красотка вещь объективная, чаще выражаемая интуитивно, но всегда оставаясь математически вычислимой. Так вот, у зодчих древней Руси, 17, 18, отчасти 19 века — это чувство красоты и внутренняя встроенность ее «формул» как правило присутствовали, и когда что-то перестраивали, пристраивали — разумеется эти формулы не выключались рубильником, была способность «обогатить» памятник, приумножить его ценность . Присутствует ли все эти способности, эта глубина понимания и чувствования у нынешних архитекторов? у реставраторов? (которые даже не всегда архитекторы в строгом смысле) — это большой философский вопрос. А ответ на него я не рискну формулировать, но догадываюсь в каких аналогиях его можно поискать. Когда лучшие реставрационные умы со всей щепетильностью и самым научным подходом реставрируют лучшие памятники страны, раскрывают их древность — а в последствии, все кто видел памятник до и после, включая эти самые умы, авторов проекта — горько жалеют о произведённых изменениях. То есть теряется «нечто», что научный подход не может учесть заранее и не способен просчитать. Если не ошибаюсь из самых знаковых — с церковью Покрова на Нерли была такая история (но не только с ней конечно). Казалось бы — поздняя, заурядная (если не выразиться грубее) колокольня, ее то уж точно не жалко. Саму по себе и правда не жалко. Но ведь сожалели. Почему? Мы конечно уже не можем понять почему, увидеть как было «до», прочувствовать — но поверить то корифеям отрасли, учесть опыт и не наступать на те же грабли — это ведь мы можем. Можем, но не хотим. Что касается Ильинки и Тёплых рядов — да это вообщем то очень давно признано ценностью, всегда виделось, чувствовалось, ощущалось, защищалось. А потом возникла Идея — с и все сразу же было поставлено под сомнение. Похоже эта идея так работает и пора ее в реставрационных кругах (а пока они ее подпитывают) искоренить — если эта «идея фикс» перекинется и укорениться в церковных кругах — вот тогда станет по-настоящему «весело».