Два самолета 2

Марина Хрусталева

29 февраля этого года Комиссия по градостроительной деятельности при столичном Правительстве решала судьбу двух уникальных московских конструктивистских зданий. На государственную охрану все-таки принят известный «Дом-самолет» на Фрунзенской набережной — Главный павильон Строительной выставки, 1933-34 гг., в разных источниках приписываемый архитекторам С.В. Лященко, В.А. Веснину или А.Л. Корбуту-Смирнову.

Это гигантское крестообразное в плане здание общей площадью около 4000 кв. м., с фантастическими барельефами, на которых угадываются дирижабли, шеренги рабочих и контуры непостроенного Дворца Советов.

Павильон нуждается в мерах по укреплению и реставрации, но, несомненно, еще долго сможет с блеском выполнять свою историческую — выставочную или представительсткую — функцию.

Некоторое представление о павильоне дает это видео:

А вот участь другого дома-самолета до сих пор не решена. Это здание рубежа 1920-30х годов по адресу Донская ул., д. 14. У него никогда не было охранного статуса. В публикациях почти нет о нем информации, архитектор его неизвестен. Дом выселен, нет желающих вкладывать деньги в капитальный ремонт. Зато, вероятно, есть желающие построить на его месте что-то более крупное.


Рабочая группа Комиссии выступала с предложением о сносе, которое в результате отклонили. И пока дом-самолет так и «завис» между заседаниями.

Это пятиэтажное здание, Т-образное в плане, на главном фасаде которого выделяются крупные выразительные элементы: заглубленная ниша на четыре окна в самом центре фасада («кабина пилота») и две выступающих группы балконов по углам («крылья» или «моторы»). Плоский карниз здания декорирован скромным прямоугольным рельефом. На первый взгляд может показаться, что это ничем не примечательный рядовой дом, но за его лаконизмом скрывается невероятной глубины поэзия авиации, имевшая колоссальное значение для архитектуры в эту эпоху.

Дом выселен, но совершенно цел. Свет в окнах центральной части (вдоль Донской улицы) показывает, что в части квартир все же живут люди. Краткое интервьюирование гастарбайтеров во дворе доказывает, что этих жильцов там довольно много. Дворовые фасады затянуты металлической сеткой — чтобы не сыпалась штукатурка. Столярка больших квадратных окон производит впечатление вполне годной. Со стороны двора несколько стекол выбито и забито металлом — то есть дом поддерживается в сухом и теплом состоянии. Штукатурка балконов на главном фасаде частично осыпалась, обнажив их конструкцию — большемерные бетонные блоки. В целом, наружный осмотр позволяет предположить, что дом далек от аварийности, но нуждается в капитальном ремонте.

Вокруг дома 14 стоят дома примерно того же времени постройки — начала 1930-х годов — в гораздо более ухоженном и жилом состоянии. Кроме них, вокруг дома есть несколько кирпичных двухэтажных построек, вероятно, конца XIX — начала ХХ века, в разной степени отреставрированных, но не заброшенных. Вообще, Донская улица, параллельная Ленинскому проспекту в его самом начале — отнюдь не трущобы, а вполне респектабельный тихий район Москвы.

Никаких причин ломать этот дом нет. «Самолет» должен быть отремонтирован и заселен москвичами. Это тот случай, когда принцип «устойчивого развития» keep & reuse должен стать выше стремления destroy & develop.

В качестве «обоснования» — небольшой фрагмент из моей неопубликованной работы о влиянии социально-утопических идей на архитектуру советского авангарда (2001):

В отличие от толстого, медлительного и неповоротливого дирижабля, планеры и самолёты ещё на заре своего существования воспринимались как нечто лёгкое и живое. Один из первых трудов, посвящённых этой отрасли воздухоплавания, К.Э. Циолковский назвал «Аэроплан, или птицеподобная (авиационная) летательная машина» (1895). Первые аэропланы совершали свои короткие полёты над окраинными ипподромами – в Коломяках и на Ходынском поле. По выходным зрители ездили туда в переполненных трамваях, потому что сами аэро были ещё слишком слабы, чтобы прилететь в город. По словам Шкловского, «будущее тогда казалось только аттракционом: посмотрим, как люди полётывают, и будем жить по старому»[1].

Полная опасностей и романтики профессия авиатора сравнивалась с судьбой моряка или контрабандиста и неизменно привлекала всеобщее, а в особенности дамское, внимание[2]. Не зря одним из первых авиаторов-спортсменов, «беспечных конькобежцев воздуха»[3], стал любимец женщин, футурист и заумник Каменский.

Постепенно, с развитием авиационной промышленности, аэропланы стали восприниматься не только как природные организмы – насекомые или птицы – но и как сложные механизмы, с точки зрения «земного» человека необъяснимые и угрожающие. Триумф технической мысли, провозглашённый Н. Гончаровой накануне войны в картине «Аэроплан над поездом», в том же году был поставлен под сомнение К. Малевичем в литографии «Смерть человека одновременно на аэроплане и железной дороге». Война, впервые в истории использовавшая самолёты в качестве смертоносного и непобедимого оружия, существенным образом изменила оценку аэроплана, представшего грозным железным чудовищем.

Н. С. Гончарова. Аэроплан над поездом. 1913

К. Малевич. Смерть человека одновременно на аэроплане и железной дороге. Иллюстрация к «Взорвал» А. Крученых. 1913

После революции и гражданской войны выброшенные из привычного образа жизни люди, оторванные от родной земли и прошедшие сквозь огонь и воду, внутренне были готовы к любым приключениям. Необъятные и головокружительные перспективы, открывшиеся многим из них, заставляли почувствовать себя немного пилотами. Как писал Замятин, «этот новый кругозор, эти новые глаза авиатора – у многих из нас, кто пережил эти последние годы»[4]. Почувствовавший свою стихию Каменский убеждал: «Сознайтесь. / Разве сегодня не каждый из нас / За спиной чует алые крылья?»[5].

Не случайно дети тех лет в играх представляли себя самолётами: «Я теперь уже не Мишка, / берегитесь, / берегитесь! / Я теперь уже не Мишка, / я советский самолёт»[6]. Взрослые с огорчением признавали: «Люди бескрылая / Нация / Людей / создали / по дрянному плану: / Спина / и никакого толка. / Купить / по аэроплану – / Одно остаётся / Только»[7].

Уже в первой половине 20-х годов огромное распространение получила государственная пропаганда воздушного флота. Агитброшюры Главполитпросвета, направленные на сбор денег для ОДВФ, подробно объясняли все преимущества использования авиации в народном хозяйстве: «С помощью аэропланов, не говоря уже про почту и пассажирское движение можно избежать засухи и заставлять идти дождь»[8], бороться с лесными пожарами, саранчой, гусеницами, а главное – с недремлющим врагом. Аэроплан описывался в тех же категориях, что и трактор: «Места ему большого не нужно. Есть сарайчик, и отлично. Обращаться с ним для каждого научиться не хитро. Налил бензину, пустил мотор, сел, да и полетел, а польза, как сказано раньше – огромная»[9].

В авиационной кампании самое деятельное участие приняли художники и поэты. В 1923 г. вышел сборник «Лёт: Аэростихи» – 29 стихотворений под обложкой Родченко, главного оформителя общества «Добролёт». В.В. Маяковский, в 1924 г. ещё посмеивавшийся над сборщиками авиа-пожертвований («этаким способом / – через тысячную ночку – / соберёте / разве что / на очки лётчику»[10]), год спустя активно включился в пропагандистскую деятельность. Наряду с отдельными стихотворениями[11] – рифмованными аналогами агитброшюр, – он пишет большую поэму «Летающий пролетарий», во второй части описывающую быт советских граждан в ХХХ веке. К услугам жителей сорокаэтажных домов-коммун были притормаживающие у каждой «расцветоченной крыши»[12] общественные дирижабли и аэростоловые; в свободное время пролетарии будущего ездили друг к другу в гости, играли в футбол и совершали романтические прогулки в собственных самолётах, вечером складывавшихся, как зонтик, и ночевавших в углу.

Такие прогнозы прекрасно укладывались в общепринятые представления о социализме. По утверждению высокопоставленного чиновника, «хотим мы этого или не хотим, но мы должны считаться с тем, что в будущем, и очень недалёком будущем, каждый гражданин, достигший 12-14 лет, потребует вооружения своих ног велосипедом, в 18-20 лет захочет иметь мотоциклет, а в 30 лет – автомобиль.Но автомобиль далеко не последнее слово в прогрессе индивидуального передвижения людей. В настоящее время теоретически, по-видимому, уже разрешена задача построения такого аэроплана, который может подниматься вверх без разбега. Когда она будет решена технико-экономически, аэропланы начнут стремительно вытеснять автомобили в личном пользовании»[13].

Аэроплан стал неотъемлемым атрибутом обновлённого города: «Аэропланы – летающая сталь – это конечно парадокс. Аэроплан, дерзающий на то, что раньше дозволено было только ангелам, – это конечно символ творящейся революции. Ничего более городского, более сегодняшнего, более современного, чем аэроплан – я не знаю»[14]. Мандельштам писал, что «тот не любит города,кто не заглядывался в каторжном дворе Вхутемаса на занозу в лазури, на живую, животную прелесть аэроплана…»[15]. Архитекторы в первую очередь были ответственны за то, чтобы все смогли «Грязь лачуг и мрак подвалов душный / За пять лет сменить на облака, / Тёмный свод сырого потолка/ Сразу в купол превратить воздушный»[16].

Первые опыты в этой области совершались в Витебске, в объединении Уновис, члены которого – «утвердители нового искусства» – «мыслили себе новое зодчество как космически-динамическую архитектуру вселенной»[17]. В программной статье «Путь Уновиса» утверждалось, что «будущая архитектура должна основываться на своих законах, не разрушающих естественную среду, а вступающих в благотворное пространственное взаимодействие с окружающей природой»[18]. В рукописном альбоме своих работ К. Малевич говорил об открытии внутренней супрематической энергии, позволяющей создавать новые спутники Земли и летательные аппараты, находящиеся с природой в полной гармонии[19].

В 1920 и 1921 гг. на выставках Уновиса дважды показывались модели летающих электрических городов и передвижных динамических посёлков, сделанные в виде картонных рельефов. Вероятно, одним из них был проект аэрогорода Л. Хидекеля, опубликованный в единственном вышедшем номере журнала Уновиса «Аэро»[20].

В 1922 г. Малевич с группой учеников переехал в Петербург и возглавил ИНХУК (Институт художественной культуры). Именно здесь им была создана серия из 17 планит – объёмных воплощений аэровидных мотивов супрематической живописи. А.А. Стригалёву принадлежит оригинальная фраза-схема, расшифровывающая сущность этой «летающей архитектуры»: «планиты, спланированные землянитами, планируют от земли к планетам»[21]. Действительно, большинство планит, некоторые из которых были прямо названы «домом лётчика», по форме напоминали аэропланы. дом угольщика – усечённую пирамиду, напоминавшую плавильный горн. Интересно, что Малевич оставил подробные указания по практическому воплощению своих проектов[22].

По мнению С.О. Хан-Магомедова, сами чертежи планит могли быть выполнены Л. Хидекелем[23], поступившем в ПИГИ и являвшемся единственным человеком в окружении Малевича, способным грамотно построить перспективу. В институте бывший уновисовец, получивший репутацию самого левого студента, по завету своего учителя стал проводником идей супрематизма в архитектуру[24]. Развитием серии планит стали его проекты «Аэроклуб» и «Коллективное жилище».

Последний проект Хидекеля неожиданно оказался идеальным ответом на запросы конструктивизма. Архитекторам предлагалось взять на вооружение опыт функционального мышления авиаконструкторов, достигающих совершенной формы при помощи точной научной мысли, следующей законам аэродинамики и экономии. Журнал «Современная архитектура» писал: «Всем известна форма самолёта, его смелые и оригинальные линии, его законченные контуры. Вся его конфигурация на фоне неба неустанно приковывает внимание каждого, будь то простой обыватель или художник; в каждом из них форма самолёта вызывает эстетическое ощущение»[25].

[1] Шкловский В. Жили-были. С. 64.

[2] См.: Маршак С. Авиация (1911) // Маршак С. Собрание сочинений в восьми томах. М., 1971. Т. 6. С. 447-451.

[3] Мандельштам О. Путешествие в Армению. С. 468.

[4] Замятин Е. Герберт Уэллс (1922). С. 321.

[5] Каменский В. Академия Красного Воздушного Флота // Лёт: Аэростихи. М.. 1923. С. 16.

[6] Хармс Д. Игра (1929) // Полёт в небеса. С. 233.

[7] Маяковский В. Разве у вас не чешутся обе лопатки? // Лёт: Аэростихи. С. 32

[8] Соколов Н. Летающие люди. М., 1924. С. 8.

[9] Соколов Н. Летающие люди. С. 25.

[10] Маяковский В. Ух, и весело! (1924) // Полное собрание сочинений. Т. 6. С. 15.

[11] Маяковский В. «Даёшь мотор!», «О.Д.В.Ф»., «Вот для чего мужику самолёт» (все – 1925) // Полное собрание сочинений. Т. 6. С. 131-148.

[12] Маяковский В. Летающий пролетарий // Там же. С. 344.

[13] Выступление В.А. Базарова (Руднева) на дискуссии о строительстве социалистических городов (1929). Цит. по: Из истории советской архитектуры. 1928-1932 гг. С. 50.

[14] Замятин Е. Герберт Уэллс (1922). С. 322.

[15] Мандельштам О. Холодное лето (1923) // Мандельштам О. Указ. издание. С. 269.

[16] Семейко Н. В облака!.. // Лёт: Аэростихи. С. 53.

[17] Жадова Л.А. «Супрематический ордер» // Проблемы истории советской архитектуры. М., 1983. Вып. 6. С. 36.

[18] Хидекель Л. Путь Уновиса (1921). Цит. по: Хан-Магомедов С.О. Архитектура советского авангарда. С. 534.

[19] «Форма ясно указывает на динамизм состояния и является как бы дальнейшим указанием пути аэроплану в пространстве не через моторы и не через преодоление пространства разрывающим способом неуклюжей машины чисто катастрофического построения, а плавное включение формы в природоестественное действие, через какие-то магнитные взаимоотношения одной формы, которая может быть будет составлена из всех элементов естественных сил взаимоотношений и потому не будет нуждаться в моторах, крыльях, колёсах, бензине, её тело будет построено из разнообразных организмов творя целое». (Малевич К. Супрематизм. Витебск, 1920. С. 1).

[20] К сожалению, до сих пор не удалось найти этот журнал, вышедший тиражом всего в несколько экземпляров, и выяснить подробности проекта Хидекеля.

[21] Стригалёв А.А. О некоторых новых терминах в русском искусстве ХХ в. // Проблемы истории советской архитектуры. М., 1976. Вып. 2. С. 71.

[22] «Материал белое матовое стекло, бетон сталь, железо, электрическое отопление, планит без труб дымовых.

Окраска планита чёрная и белая преимущественно красная в исключительных случаях зависит от падения или поднятия динамической состояния города, государства.

Планит должен быть осязаем для землянита всесторонне он может быть всюду на верху и внизу дома, одинаково жить как внутри так и на крыше планита. Система планитов даёт возможность содержать его в чистоте, он моется без всяких для этого приспособлений, каждый его объём этаж низкорослый, на там можно ходить и сходить как по лестнице. Стены его отепляются как потолки и пол».

(Подпись к чертежу планита под заголовком «Супрематизм планитный в сооружениях форма «aF» 2 группа» (ГРМ). Цит. по: KazimirMalevich. 1878-1935. Амстердам, 1989).

[23] Хан-Магомедов С.О. Архитектура советского авангарда. С. 536.

[24] «Установив определённые планы супрематической системы, дальнейшее развитие уже архитектурного супрематизма поручаю молодым архитекторам в широком смысле слова, ибо вижу эпоху новой системы архитектуры только в нём». (Малевич К. Супрематизм. С. 4).

[25] Акашев К. Форма самолёта и методы его проектирования // Современная архитектура. 1926. № 3. С. 65-66. См. также: Рессин Г.К. О влиянии авиации и космонавтики на архитектуру и дизайн // Техническая эстетика. 1976. № 9.

Опубликовано на «Снобе»

Добавить комментарий

Ваш e-mail не будет опубликован. Обязательные поля помечены *