Обитаемый остров
Александр Можаев
Софийская набережная, без сомнения, самая красивая в Москве. Не потому что как-то выделяется архитектурой протянувшихся вдоль нее зданий, а потому, что с нее открывается наиболее увлекательный вид на Кремль. Здесь то и дело останавливаются туристические автобусы, приезжий люд высыпает на набережную фотографироваться, экскурсоводы излагают стандартные тезисы о том, что Кремль – вечно юное сердце России, и что «кто в Москве не бывал — красоты не видал». Но стоит свернуть в неприметную подворотню дома №30, как мы окажемся в совсем другом мире.
От имперского пафоса не осталось и следа, вдоль узких проходных дворов тянутся пыльные корпуса бывших церковных подворий, складов и небольших, теперь уже неработающих, фабрик. Скоро эта территория станет частью гостинично-увеселительного «Золотого острова», но пока что в живописной подворотне с облезлыми стенами, извилистыми трубами теплотрасс и вывесками странных проектных организаций живет дух советской Москвы. Заглянешь в окно какого-нибудь «Подводтрубпроводстроя», а там — линялые стены, обшитые белыми перфорированными панелями и увешанные календарями с березками, и нарядные сотрудники треста, празднующие за общим столом чьи-нибудь именины. Будто и не было на свете ужасов перестройки и всего последующего разврата.
В глубине двора спрятался от суеты большого города дом Виктора Розанова, одного из последних москвичей, живущих не в квартире, а именно в собственном доме, на своей земле. Для того чтобы увидеть это чудо, надо повернуться спиной к Сердцу России и пройти 200 метров вглубь двора, миновав облезлый трехэтажный корпус с гордой вывеской «Институт проектирования городов» и мастерскую по ремонту роялей. Шум набережной остался позади, здесь нет ни людей, ни движущихся автомобилей — только ржавые остовы грузовиков, стоящие на вечном приколе вдоль пыльных стен внутриквартального проезда. Над крышами звенит отчетливый перезвон кремлевских курантов – до них отсюда по прямой менее полукилометра.
Вдруг где-то впереди раздается голос саксофона, а в воздухе распространяется совершенно неожиданный запах шашлыка. За углом следующего нежилого корпуса открывается фантастическая картина: среди каменной пустыни обосновался настоящий оазис со всеми приметами здорового человеческого быта. Крошечный одноэтажный домик обнесен оградой с надписью «Осторожно – во дворе собака», у деревянного крылечка произрастают кусты сирени и рябина, увенчанная скворечником. В палисаднике мангал и трапезный столик с двумя скамейками. Хозяин дома, 68-летний профессор Виктор Анатольевич Розанов, готовится к приему гостей – примерно раз в месяц он собирает у себя дома «музыкальные вечера». Приходят его друзья, солидные мужчины среднего возраста, приносят музыкальные инструменты в черных футлярах. Рассаживаются за длинным столом, сервированным в духе «Книги о вкусной и здоровой пище». Под столом толкаются три здоровенных, черных, как три капли воды похожих друг на друга ризеншнауцера. Первая часть вечера — романсы под гитару, далее – джазовые импровизации.
— У нас эта традиция ведется с 1971-го, — объясняет Розанов, — все эти годы мы собирались музицировать каждую пятницу, и раньше пяти утра, как правило, не расходились. И лишь недавно в процесс вмешалась моя жена — она моложе меня календарно, но, должно быть, старше физиологически. Мы познакомились, когда ей было 23 года, и лет до 40 она несла на себе груз по подготовке вечеров и уборке дома после них. Сейчас, после сорока, принимать гостей каждую пятницу ей тяжеловато, поэтому график нам пришлось несколько изменить.
Профессор Розанов выглядит бодро, с виду ему и 60-ти никак не дашь. Прибывающим гостям он первым делом предлагает испробовать «продукт» — великолепную настойку собственного приготовления. Затем садится за большой стол в гостиной, увешанной старинными зеркалами и картинами в рамах, и начинает рассказ о судьбе своего уникального домовладения:
— Когда-то, в конце 19 века, в этом доме жил управляющий соседней усадьбы купцов Матвеевых, но после революции хозяйство быстро пришло в упадок. И вот, зимой 1923 года дом был отдан предприимчивому застройщику – моему отцу — под личное обустройство. Была в пору НЭПа такая временная практика: желающие могли восстанавливать брошенные здания и брать их в собственность. Ну отец и присмотрел флигилечек, от которого к тому моменту оставалась одна коробка – ни крыши, ни дверей, только горы льда от лопнувшего водопровода. Так что вполне можно сказать, что дом этот отец своими собственными руками отстроил. Уже вскоре дом стал таким маленьким очагом культуры — брат моего отца, поэт Розанов, частенько заходил сюда в гости со своим приятелем Сергеем Есениным. Бывали в доме артисты Малого и Большого театров – сослуживцы моей мамы, актрисы ГАБТ. Бывал здесь и великий тенор Собинов.
А в 1941 году отец — инженер оборонного завода — пошел получать продовольственные карточки. Чиновники посмотрели в свои бумажки и говорят: «Вы домовладелец, социально чуждый советскому строю элемент, вам карточек не положено». А у домовладельца жена, двое детей — что ж теперь, умирать с голоду? Пришлось сдать дом государству в обмен на хлеб и сахар.
Потом, накануне битвы за Москву, наша семья уехала с заводом в эвакуацию. И вот это я уже все хорошо помню, у меня вообще память уникальная – я помню, что со мной было в семь месяцев. Помню, как бомба упала во двор, у нас ни одного стекла целого тогда не осталось. Помню Кремль в маскировке, который был раскрашен под дома с окошками: стены, соборы – все было в черных квадратах нарисованных окон. Немецкий истребитель кружил над нами, пытался стрелять в прохожих на Болотной площади, а Кремля, который был от него в полукилометре, не заметил!
Когда мы вернулись из эвакуации, за нами оставили две маленьких комнатку, которая была выгорожена в углу этого зала. А потом, в 1960-е, жители коммуналок стали получать квартиры. Я к тому моменту уже вырос и моей задачей было не допустить подселения на их место новых соседей. В законном порядке, без каких-либо взяток я нашел все юридические основания, для того, чтобы занять освободившиеся площади. Но в 1972-м, когда отец уже умер, пришло письмишко о переселении. Я пришел по указанному адресу и мне сообщили, что в целях улучшения моих жилищных условий меня выселяют в какое-то Коньково-горбуньково, в квартиру на пятом этаже с подселением.
Я говорю: «Позвольте, вы меня из отдельного дома отправляете в коммуналку с потолками в 2 метра вместо моих трех с половиной? Одно это противоречит нашим советским законам, а вы к тому же хотите нарушить постановление Совмина №91 о недопустимости сноса по ветхости домов с износом менее 75%!» Они ужасно удивились — откуда я знаю про постановление, ведь оно закрытое? Но я в то время работал на «почтовом ящике». У меня был допуск даже к документам с грифом «СС» — совершенно секретно, а уж это постановление… Через несколько дней я получил письмо о том, что снос отменяется.
Профессор предлагает налить еще рюмочку «продукта».
— Вы, наверное, удивляетесь, откуда у меня такие юридические познания? Все пришло с опытом. Мама моя мне часто говорила: «Витя, ты живешь в жуткой стране, ты все равно эту власть не победишь!» А я ей отвечал: «Победить власть возможно только ее же оружием — демагогией!» Но сейчас стало хуже — за демагогией стоят невообразимые деньги. Например, по нынешним законам налог на землю составит от 0,3 до1,5 % от кадастровой стоимости земли. А она, в свою очередь, лежит между её балансовой и рыночной стоимостью. Вы спросите: зачем придуманы три разных стоимости? Для двойных стандартов, смотрите как удобно: если надо согнать с земли неимущего – делаем кадастровую стоимость близкой к рыночной, а процентную ставку ближе к 1,5 % и он отдаёт землю за гроши. А после «передела» земли признаёмся в ошибках и…снижаем налог «по требованию общественности».
Недавно мне прислали письмо о том, что кадастровая стоимость земельного участка в 336 кв.м. под моим домом составляет более шести с половиной миллионов рублей. Сумма налога при этом составит от 19.5 до 97.5 тысяч в год. Последняя цифра для меня уже нереальна, а они могут в любой момент увеличить сумму еще во много раз. Мою жалобу на нарушение прав землепользователя и права на справедливое разбирательство беспристрастным судом принял Страсбургский суд по правам человека. Но рассматривать ее он может до четырех лет, а рыночная стоимость этого клочка земли уже сейчас составляет 3,5 миллиона долларов…
Мы выходим во двор, где гости профессора готовят вторую партию шашлыка. Рядышком под навесом стоит старая, но совершенно настоящая яхта. Пенсионер Розанов обосновался капитально: имеет специальное разрешение, по которому может спускать яхту на воды Отводного канала. Единственный житель центральной части Острова, наиболее приближенный к нулевому километру домовладелец России! Просыпается под малиновый звон кремлевских курантов, гуляет с собачками, любуясь сиянием кремлевских звезд над рекою, плавает за город на рыбалку, катается за катером на монолыже.
— Люди меня иногда спрашивают: «Вы что, и вправду здесь все время так и живете, один-одинешенек?» Отвечаю, что живу я с семьей, своими собаками и котом, а по соседям ничуть не соскучился. Люди не представляют себе жизнь в городе иначе, чем в многоэтажных домах — ну вот и живите пожалуйста, попробуйте там двор огородить, катер где-нибудь там поставьте. Вот может быть Путин сейчас глядит в эту сторону и видит дым нашего костерочка, и не знает, что чиновникам префектуры ЦАО федеральные законы не писаны, а некоторые судьи, глядя на Гражданский кодекс, говорят «Мало ли что там сказано…». Я прекрасно все понимаю, я бы на их месте и сам себя выселил. Только вот пусть они попробуют сделать это на законном основании! Будет непросто.
Записи
8 комментариев