Прощайте, московские дворы?
Рустам Рахматуллин
Перекрытие дворов архитектурных памятников принимает характер эпидемии. Но если перекрытия Монетного двора , усадьбы Колычевых и Провиантских складов находятся в проектной стадии, то перекрытие усадьбы Шаховских-Глебовых-Стрешневых на Большой Никитской, 19 переходит в производственную. Увы, общественность заметила угрозу лишь тогда, когда работы начались.
В 1886 году княгиня Шаховская-Глебова-Стрешнева переделала родовой дом XVIII века по проекту двух архитекторов. Федор Кольбе перестроил уличный фасад, а Константин Терский — двор и дворовый фасад. Уличный стал образцом европейской эклектики, а двор — замечательным примером псевдорусской стилизации. Терский стилистически объединил дворовый фасад усадебного дома с подковой служебных строений конца XVIII века. Поскольку главный дом выходит на линию улицы, двор следует считать парадным. Хозяйственным был второй, дальний двор, куда из первого ведут ворота с «крепостной» башней над ними. Со двора к дому пристроено парадное крыльцо в формах XVII века — со столбами-«бочками», висячей «гирькой» и шатром. Для хозяев это узорочье было памятью о времени возвышения рода: царь Михаил Федорович взял жену из Стрешневых. Словом, возник не просто двор, а образ, один из самых ярких на Большой Никитской. Именно этот двор-образ и оказался теперь под ударом.
В советские годы усадьбу занимал Дом медработника, в 1990-е сюда въехал Театр «Геликон-опера». Заранее было понятно, что ни клубный зал медработников, ни другие залы, ни служебные помещения не годятся для работы театра. И поскольку памятник архитектуры по закону не подлежит перестройке, а только реставрации, следовало просто найти театру другое здание. Но правительство Москвы пошло другим путем: началась 12-летняя эпопея согласований проекта.
Взгляд архитекторов «Моспроекта-4» сразу упал на замкнутый подковообразный двор. В этой форме авторы увидели прообраз театрального зала, а в очертаниях второго, хозяйственного двора — прообраз сценической коробки. Ворота под башней виделись порталом сцены, но они слишком малы. Уточним: речь идет не о какой-то летней, а о главной, крытой сцене.
Следовало «рубить» идею на корню, но согласующие эксперты, как часто бывало в 1990-е годы, озаботились «минимизацией последствий». Для начала решили опустить амфитеатр ниже уровня земли. Это позволяет удержать этажность, сделать шатровое крыльцо театральной ложей и сохранить башню над порталом сцены. Но это никак не спасает ворота под башней: по проекту они растесаны в огромный квадрат. Да и от башни оставлена лицевая сторона, наложенная на фасад сценической коробки. От полукруга служебных строений также остаются лишь передние стены. (При этом в сопровождающей проект пояснительной записке отдельно отмечено: «двор обрамлен зданиями, фасады которых признаны архитектурным памятником и по данной причине не могут быть изменены».)
Это чистый вандализм — искажение и порча памятника, разрушение авторского замысла и художественного образа. Кроме того, нам впервые грозит перекрытие парадного усадебного двора. В столице есть сотни полукруглых, квадратных и прочих дворов, расположенных позади, а не впереди барских домов. Только в страшном сне может присниться их перекрытие. Но лиха беда начало.
Дальше одни вопросы. По какому праву нас лишают городского пространства — то есть пространства, посещаемого свободно и бесплатно в режиме городской прогулки? Почему мы должны покупать билеты даже не в музей (как в случае Монетного двора), а в театр, чтобы обнаружить там уже не памятник, а его остатки? О каком туризме, о какой прибыли города можно говорить, если уничтожается лучший двор на Большой Никитской?
Но больше всего «почему» возникает к «своим». Почему разрушительная идея исходит от культурных и талантливых архитекторов — Андрея Бокова и Дмитрия Буша? Почему театр во главе с интеллигентным Дмитрием Бертманом разрешает себе вандализм? Наконец, почему эксперты заняты «минимизацией последствий», а не опираются на настроение тысяч москвичей, вышедших на защиту своего города в 2000-е годы?
Весь этот проект дышит разрушительными 90-ми, как дышат ими все подобные проекты. Еще не поздно остановить все четыре. Иначе они превратятся в сорок, потом в четыреста — и прощайте, московские дворы.
Дополнение. Этот текст был изначально опубликован в «Известиях» в августе 2008 года. Разборка служебных корпусов усадьбы Шаховских (гос. охр. №683) начата в феврале 2009 года. Одновременно ведется разборка части дома №16 по Калашному переулку для проезда строительной техники на территорию усадьбы. Подробности — в репортаже «Вестей» от 12.02.2009.
Столичный опыт, как всегда, пользуется большим успехом в регионах. Вот, например, проект реконструкции Плотинки в Екатеринбурге. Остатки заводских корпусов в Историческом сквере — важнейшая городская реликвия — преобразуются под Центр развития дизайна. Аргументы сторонников проекта всё те же: «Обветшалые памятники архитектуры комплекса будут тщательно отреставрированы. Большой внутренний двор будет перекрыт и реконструирован. Но «переделывать памятник» никто не собирается.» Разве ж это переделки?..
«Архнадзор» обращается к читателям с просьбой: нет ли у кого фотографий прежнего состояния двора усадьбы? Контактный адрес: [email protected]
Записи
12 комментариев