Кому он нужен, этот Васька?
Необходимое послесловие к гибели барочного флигеля XVIII века в московской Огородной слободе
Опубликовано на сайте «Хранители Наследия»
Константин Михайлов
Пятьдесят с небольшим лет назад, в 1973 году, когда флигелю московской усадьбы Демидовых в переулке Огородная Слобода, 7 (тогда – переулок Стопани) ничто еще не угрожало, на киноэкраны СССР вышел – и нашумел – документальный фильм под названием «Кому он нужен, этот Васька?».
Он был посвящен судьбе городских бездомных животных, никому не нужных и оттого погибавших. Главным героем фильма был брошенный котенок Васька, которому, к ужасу переживавшего за него маленького мальчика, оторвали голову.
Очень похожая в Москве 2020-х вышла история, только в печальной роли брошенного котенка оказался флигель городской усадьбы XVIII века, снесенный в несколько приемов 4–7 июля 2024 года. В отличие от котенка Васьки, породистый, с отчетливыми следами фасадного декора в стиле барокко.
Стоит отметить еще, что режиссером и сценаристом документального фильма 1973 года был знаменитый Сергей Образцов, народный артист СССР, Герой Социалистического труда, лауреат Ленинской премии, создатель и директор столь же знаменитого кукольного театра на Садовом. У нынешних архитектурных «Васек», брошенных и приговоренных, среди маститых деятелей культуры, за редким исключением, таких защитников не находится.
История злополучного флигеля рассказана в двух публикациях «Архнадзора» – от марта 2021-го и октября 2023 года. Домик середины XVIII века с барочными наличниками предали дважды. Напомним, что в 2010 году флигелю было отказано в охранном статусе (до этого он числился выявленным памятником). Эта историко-культурная экспертиза не опубликована, имя ее автора и его резоны и аргументы не известны.
Зато известны имена авторов другой экспертизы – 2020 года, посвященной режимам и регламентам объединенной охранной зоны, в границах которой оставался разжалованный в объекты историко-градостроительной среды флигель. Эксперты Мария Нащокина, Ольга Замжицкая и Юлия Свешникова сочли возможными его «разборку по факту отсутствия историко-культурной ценности и/или неудовлетворительного технического состояния», а также капитальное строительство высотой от 2 до 5 этажей (19,7 м). Это, заметим, в охранной зоне, где по закону возможна только регенерация (восстановление) исторической среды.
Городской орган охраны памятников согласился с обеими экспертизами, и с тех пор оставалось только ждать, когда заказчик решит привести приговор в исполнение.
Имя заказчика, возможно, и есть лучший ответ на вопрос – почему городские власти и обслуживающие их эксперты с такой легкостью (а может, и нет! Вдруг с душевными терзаниями? Только на результат это не повлияло) принесли в жертву и барочное здание середины XVIII века (в Москве таковых весьма немного), и законный режим охранной зоны (четыре этажа вместо одного – это не вписывается ни в какие, даже безгранично-московские, представления о «регенерации»). Заказчик этот – «Религиозная организация ортодоксального иудаизма – Московская Марьинорощинская еврейская община». На месте снесенного флигеля она хочет построить новый 4-этажный корпус школы «Бнот Менахем».
Видимо, такому-то просителю городские власти сочли невозможным отказать. Действительно, флигелей барочных у нас хоть пруд пруди, на каждой улице по дюжине, а места в городе так мало, что что больше никуда «Бнот Менахем» не приткнешь. Жила Москва с этим флигелем, о котором, собственно, кроме специалистов никто не знал, а кроме градозащитников – никто не печалился. Проживет и без него, и не такое сносили. В общем, кому он нужен, этот Васька?
Незнанием предмета в этот раз отговориться не получится. То, что на главном и дворовом фасадах флигеля отчетливо читаются в кладке «хвосты» срубленных в XIX веке барочных наличников, и вышеназванным экспертам, включая секретного, и городскому органу охраны памятников было прекрасно известно с 1990-х годов, когда здание было обследовано и кирпичные фасады на время показались из-под штукатурки. Фотографии тех времен это отчетливо запечатлели. Если бы флигель отреставрировали (примеров восстановления декора фасадов по остаткам в толще кладки в истории отечественной реставрации – сотни, если не тысячи), он бы выглядел весьма нарядно, стал бы украшением переулка и послужил бы – в меру возможностей – развитию внутреннего туризма (Демидовы! барокко! – что еще нужно-то?). Но – не судьба.
Впрочем, судьба тут не при чем. Те, кто теоретически могли спасти флигель в жаркие июльские денечки 2024 года, не стали этого делать. Те, кто хотели его спасти, не смогли, не обладали, увы, никаким административным ресурсом.
Градозащитников, сбежавшихся на рев экскаватора, как обычно, вопрошали: где вы были раньше? Чего же в последний день прибежали? «Архнадзор», как и автора этих строк, думаю, в этой истории можно упрекнуть разве что в неистребимой наивности. Градозащитники, как мы помним, с 2021 года, публиковали в защиту флигеля статьи и открытые письма, взывали к городским властям, пытались даже организовать диалог с ортодоксальными заказчиками.
Все это три года оставалось гласом, вопиющим в пустыне, и уже поэтому можно было сообразить, что докучать в дни сноса солидным людям телефонными звонками, фотографиями наличников, сигналами на «горячую линию» и прочими проявлениями общественного темперамента абсолютно бесполезно. Но… надежда, как известно, умирает последней, вот и в Огородной слободе она все никак не хотела умирать, пока оставалась цела хотя бы часть фасада. То есть оставалась возможность хоть какого-то, пусть и печального, но компромисса, частичного сохранения, встраивания фасада в новое здание и т.п.
Собственно, в этом и в дни сноса не было ничего невозможного. Если исходить из презумпции сохранения исторической Москвы, из веры в лучшее в людях, в разумность всего действительного и в то, что окружающие разделяют твои ценности. Отсюда и звонки с сигналами, отсюда попытки договориться в последний день с людьми, которые три года не хотели даже и разговаривать, отсюда надежды, что можно «по вновь выявившимся обстоятельствам» под ковшом экскаватора поставить на госохрану то, что из-под госохраны совсем по другим обстоятельствам и резонам вывели четырнадцать лет назад.
Но ведь совершенно понятно, что если бы Мосгорнаследие вдруг попыталось это сделать, то оно просто-напросто засунуло бы палку в колесо могучей административной махины, частью которой оно само является. Со всеми понятными административными и кадровыми оргвыводами.
Потому что у Мосгорнаследия вполне логично спросили бы: а что ж оно соглашалось с экспертизами 2010 и 2020 годов? Что ж вывело флигель из памятников? Что ж подписало сносный регламент? Ответ «да вы же сами велели» в таких декорациях не проходит – начальник всегда прав. А рассказы о проявившихся наличниках в тех же декорациях… даже мне уже не смешно.
Из той же серии – и все прочие стремительно сгоравшие надежды. На полицию – что участковый или командир наряда ППС вдруг окажется докой в охранном и градостроительном законодательстве и взвалит на себя ответственность за остановку ортодоксального строительства. На ОАТИ (Объединение административно-технических инспекций Москвы) – что оно вчитается в собственный ордер (выданный на работы по сохранению зданий и противоаварийные, отнюдь не на снос и демонтаж), пришлет на место инспекцию и все прекратит.
По большому счету, есть один очень простой императив: барочные флигели XVIII века в современной Москве, которая ежегодно горделиво отчитывается о невероятных количествах отреставрированных памятников архитектуры и первых местах в международных рейтингах по части сохранения наследия, – сносить невозможно. Это аксиома, не требующая доказательств, и если обстоятельства тому мешают – значит, надо менять обстоятельства. Однако когда в глазах «людей, принимающих решения» этот флигель (как и ряд других обреченных, например, дворовый флигель XVIII века в усадьбе Поздняковых на Большой Никитской) имеет такую же ценность, как уличный котенок Васька, – во всяком случае, гораздо меньшую, чем договоренности с застройщиками – никакие императивы не работают.
Итог известен: флигель в Огородной слободе к утру 7 июля был превращен в груду кирпичных обломков. Старинных барочных зданий, кстати, в Москве не сносили двадцать лет, со времен гибели в 2002–2004 гг. Ректорского дома Московского Университета и корпусов дома Римского-Корсакова на Тверском бульваре. Долго держалась столица, да не удержалась.
У меня нет готового рецепта, как прекратить это огородное градостроительство, постепенно, домик за домиком, уничтожающее наш любимый город. Но для начала неплохо бы вернуться к проверенным формам взаимодействия городской власти и общества. Могу напомнить, что даже в лужковские времена в городе существовали экспертно-общественные площадки, на которых обсуждались – и иногда корректировались – крупные архитектурные и градостроительные проекты, связанные с историческим наследием (ЭКОС, «несносная комиссия» и др.). Все это нынешняя городская администрация благополучно похоронила. Достаточно сказать, что даже Общественный совет при Департаменте культурного наследия города Москвы, членом которого автор этих строк числится с 2017 года, не собирался как минимум лет пять, с 2019-го. А ведь создавали его во исполнение специального поручения Президента России…
Фильм «Кому он нужен, этот Васька?» на самом деле был не о щенках и котятах. Он был – о людях, о добре и зле, о любви и жестокости. И о том катастрофическом, разлагающем, мертвящем влиянии на детские и взрослые души, которое имеют в этом мире победы жестокости и зла.
В этом отношении с 1973 года не изменилось ровным счетом ничего.
Заглавное фото: груды кирпичей на месте флигеля усадьбы Демидова. 7 июля 2024 года.
Фото: «Хранители Наследия», «Архнадзор»