Московская правда

^[1]

Константин Михайлов

Московская мэрия то и дело выигрывает в судах дела у градозащитников, когда те пытаются уличить ее в нарушении законов градострои­тельства и охраны памятников. Но московская мэрия почему-то то и дело проигрывает в судах дела частным застройщикам и частным собственникам, когда пытается уличить их в нарушении законов градостроительства или даже охраны памятников.

В минувшие выходные я зашел в книжный магазин — дочь попросила купить ей «Игру в бисер». Прогулявшись по залам, обнаружил только шкаф под вывеской «Современная зарубежная литература» с какими-то красочными обложками. Гессе там, естественно, не было.

Мимо как раз проходил продавец, и я спросил, имеется ли несовременная зарубежная. «В классическом зале, — гордо отвечал он. — Пойдемте, покажу. А что конкретно интересует?»

Я сказал что. Он взглянул на меня заинтересованно, но с сомнением. «Да-да, — подтвердил я. — Желательно в переводе Апта».

Продавец нервно вздрогнул, но все же привел меня в классический зал. Здесь он уличил меня в умении самостоятельно, без компьютерной навигации, найти книгу на полке, то есть в знании русского алфавита.

С каждой минутой, проведенной в этом магазине, мои акции росли. Я пошел к кассе, но продавец побрел за мной. Ему явно хотелось поговорить о книгах. Хоть с кем-нибудь.

Он предложил мне взглянуть еще на одну «интересную полочку», почему-то спрятанную в зале детской литературы. На заветной полочке лежали в ряд книги афоризмов Билла Гейтса, Марка Цукерберга и Дональда Трампа. Возьмите, сказал продавец. Отличный подарок, всего 149 рублей. Потом он стал показывать мне какие-то альбомы, а затем сделал заговорщицкое лицо и повел издалека рассказ о том, что, представляете, в дореволюционной России умели делать цветные фотографии, и был один такой человек, который наснимал огромное количество редчайших кадров, каких теперь нигде не увидишь, а вот у них в магазине в витрине есть такая книга… Я на миг разочаровал его, сказавши, что не буду сейчас покупать альбом Прокудина-Горского.

^[2]

На прощанье я не удержался и строго спросил, зачем в этом магазине закрыли букинистический отдел. «Ну вы же понимаете», — вздохнул продавец. Потом он сделал большие глаза и практически прошептал мне на ухо: «В этом месяце уже три магазина нашей сети разорились».

Не знаю почему, но я вышел из этого магазина с твердым ощущением, что наступают последние времена. Нет, конечно, аверченковское «Дайте на ночь вывеску почитать, все же буквы» — еще не завтра. Но движемся мы явно в верном направлении.

Какое отношение все это имеет к градостроительному будущему Москвы и ее архитектурного наследия? Самое прямое, поскольку архитектурное наследие забывается не хуже книжного. Честное слово, очень хочется пройти в классический зал, причем отнюдь не зарубежный, а очень даже отечественный, снять с полки Жолтовского или даже Ладовского, принести в мэрию и сказать: быть по сему. Но не выйдет, поскольку наделано и настроено уже столько и так изощренно, что не помогли бы и Баженов с Казаковым.

Московское время циклично. Эпоха Лужкова начиналась с горьких воспоминаний о шедеврах, погибших в годы коммунизма, обещаниях все восстановить и возродить московский исторический облик. Время Собянина начиналось с обличений по поводу памятников, погибших в годы лужковской администрации, ужасных монстров, построенных на их месте, с обещаний больше ничего не сносить и не строить в историческом центре. Нетрудно угадать, с чего начнется время следующего градоначальника, а также следующего и следующего за ним. Каждый будет объявлять новую гуманную градостроительную политику, а спустя несколько лет мы будем удивляться, почему же у градостроительного гуманизма оказалось столько жертв.

Вопрос здесь только в том, когда запас столичных памятников закончится. Это будет явно не при нашей жизни, так что в этом отношении я оптимист.

Чему учит нас нашумевшая первая серия блокбастера под названием «снос самостроев»? Не буду сейчас разбирать вопрос, зачем это было нужно, было ли это нужно и были ли они все самостроями. Это модельная ситуация, которую легко спроецировать в любую другую плоскость. Среди московских памятников архитектуры есть такие, которые страдают от самостроев не только визуально, но и прямо-таки физически. Поскольку эти самострои насамостроены прямо на них — в виде надстроек, пристроек, мансард и т.п. Без всяких разрешений и согласований соответствующих органов, с прямыми нарушениями законов, причем признанными судами, установленными административными расследованиями, комиссиями по самострою и т.п. Но по этим самостроям ^[3] отчего-то годами не выносятся судебные решения либо не исполняются те, что все-таки вынесены после многолетних проволочек, апелляций и кассаций.

^[4]

Дело в том, что московская мэрия то и дело выигрывает в судах дела у градозащитников, когда те пытаются уличить ее в нарушении законов градострои­тельства и охраны памятников. Но московская мэрия почему-то то и дело проигрывает в судах дела частным застройщикам и частным собственникам, когда пытается уличить их в нарушении законов градостроительства или даже охраны памятников. Этакая правовая аномалия. Вот и про 97 снесенных в одну ночь павильонов все время теперь пишут, что по суду мэрия не могла их сковырнуть, отчего и прибегла к внесудебной процедуре.

Может быть, она устала вести 97 судебных процессов. Теперь ей, очень может быть, придется вести все те же 97 судебных процессов с обиженными собственниками и арендаторами. С одним различием: дело сделано, павильонов нет.

Так и делаются дела, и нашумевшие слова о том, что не надо прикрываться бумажками, полученными неизвестно каким путем, — это ведь не злая ирония. Ведь, по сути, действительно любую бумажку, изданную и выданную собою же, мэрия могла бы долго проверять — каким же путем она получена. И приходить к удивительным открытиям.

Поэтому, когда надо что-нибудь в реальности сделать, бумажки откладываются в сторону.

Мэрия, заметим, столь же снисходительно относится к собственным важным бумажкам. Например, когда она вдруг решила, что нужно построить офисный комплекс во дворе Ново-Екатерининской больницы ^[5] на Страстном бульваре, она предпочла забыть про постановление правительства Москвы, напрямую запрещавшее там строительство и снос старинных построек. Решение о сносе приняли, снесли, начали строительство, а постановление подправили задним числом. Теперь построили, и можно любоваться прекрасным сочетанием отреставрированного классического дворца с брутализмом à la Кремлевский Дворец съездов, только чуть поменьше в размерах. Океанариум на ВДНХ строили вообще без каких-либо постановлений о его сооружении, прямо на территории охранной зоны. Теперь приняли новые градостроительные регламенты территории, где записано, что это «диссонирующее здание», которое надо когда-нибудь довести до допустимых габаритов. Лет через двести, наверное, эту рекомендацию воплотят в жизнь, и градостроительная законность восторжествует.

Круговое депо ^[6] на Ленинградском вокзале, охраняемый законом памятник архитектуры, снесли на треть экскаваторами, но это называлось работами по «приспособлению памятника к современному использованию». Непонятно, к чему его приспособили, поскольку он никак не используется до сих пор, но цель была достигнута: на месте снесенной части проложили железнодорожную колею для электричек со станции Крюково, которую в мегаполисе, конечно же, негде было больше приткнуть.

^[7]

Можно перечислять дальше эти примеры, а можно не перечислять, поскольку это примеры все одного и того же: градостроительства «волевых решений», которые временно решают какую-нибудь проблему. Почему их не получается решать иными способами? Потому что руководства из классического зала не работают, а в современном одни комиксы.

Можно еще, конечно, иногда спрашивать у экспертов, общественных представителей, населения, но для этого нужен навык, желание, наконец, умение. А зачем, когда есть «Активный гражданин», удивительным образом всегда попадающий в резонанс с начальственными намерениями?

Как ни странно, при Юрии Лужкове, который вел себя как градостроитель, причем первый и среди не равных, существовал Экспертно-консультативный совет, где обсуждались градостроительные проблемы и проекты. Причем он туда сам ходил и сам их обсуждал. Это были, конечно, абсолютно феерические и красочные диалоги, но это все-таки были диалоги и обсуждения. У Сергея Собянина такого совета нет, и я даже не знаю, где с ним можно пообсуждать какую-нибудь градостроительную проблему. Мэр возглавляет Градостроительно-земельную комиссию, где на самом деле принимаются все важные решения, но в ней заседают одни представители различных ветвей городской администрации. Другая комиссия, доставшаяся собянинской мэрии в наследство от Лужкова, а тому от Гришина с Промысловым, — комиссия по градостроительству в зонах охраны, которая принимала решения о сносах домов и обсуждала кое-какие проекты, — накануне упразднения ^[8]. Этот эрзац-Совет по культурному наследию и градостроительству (в нем заседали не только чиновники, но и эксперты с общественными представителями) оказался не нужен, хотя несколько лет назад мэрия почитала его надежным инструментом своей градостроительной политики. В 2016 году выяснилось, что он противоречит законам ^[9], поскольку ущемляет священные права частных собственников уничтожать свою собственность, то есть сносить дома.

Теперь и собственники домов, подобно мэрии, смогут принимать волевые градостроительные решения.

В некоторых городах, опять-таки не зарубежных, а российских, существуют градрегламенты, подробно расписывающие каждый квартал: что в нем можно, чего нельзя, вплоть до типа и цвета отделочных материалов. Весьма интересно, что такой регламент существует и в Москве.

Этот регламент, охватывавший территорию внутри Бульварного кольца, более сотни кварталов, был разработан по городскому заказу, его полтора года обсуждала упраздняемая ныне комиссия по градостроительству. Это был очень подробный, профессиональный и тщательно проработанный документ. Для того чтобы его хотя бы бегло прочесть, мне однажды потребовался целый рабочий день. Так вот, комиссия его утвердила, затем он был направлен на согласование в федеральное Министерство культуры. И получил это согласование, за исключением нескольких кварталов, которые требовалось подкорректировать.

И после этого он лег под сукно, и с тех пор никто о нем ничего не слышал. Как и о следующем, в границах Садового кольца, который уже начинали разрабатывать.

Почему? У меня только одна версия: если бы его приняли, по нему пришлось бы жить. А «волевые решения» стало бы принимать если не невозможно, то хотя бы затруднительно.

^[10]

Да, меня же просили написать о будущем. Пожалуйста: в регламенте Бульварного кольца значилось 55 «проблемных точек» — нового строительства, несовместимого ни с какой гуманной градостроительной политикой. Некоторые из этих градостроительных мин замедленного действия уже сработали: на Садовнической улице, 9 ^[11], Воздвиженке, 9 ^[12] (вивисекция дома Волконского), Большой Никитской, 19 (новострой «Геликон-оперы ^[13]» на месте дворовых построек усадьбы Глебовых-Стрешневых-Шаховских) и т.п. Между Бульварным и Садовым кольцом таких «проблемных точек» насчитывалось, если мне не изменяет память, 282.

Опубликовано в журнале «Русский пионер ^[14]»