Новые пути вандалов
Рустам Рахматуллин
Опубликовано в «Эксперте»
Со сносом стадиона «Динамо» очертания собянинской системы охраны наследия прояснились. Не стоит перечислять её положительные черты — на эту тему сказано достаточно одобрительных слов. Сегодня речь о том, какими лазейками будет пользоваться при Сергее Собянине вандализм. Если, конечно, не препятствовать ему.
Представьте себе вандализм как физическую субстанцию, например, в виде чернильного облака или грязной жижи. Так вот, от применения запретительных мер его величина не меняется. Исходный размер или материальную плотность вандализма могут уменьшить просвещение (медленно) — и применение Уголовного кодекса (быстрее, но он не применяется). Административные барьеры изменяют только форму вандализма. Он лишь иначе располагается между новыми барьерами и затекает в новые дыры. Попросту говоря, его в дверь — а он в окно.
Этих новых дыр (лазеек, окон) в собянинских барьерах три: «сносная комиссия», сокращение территорий памятников, перевод памятников и зон охраны в категорию достопримечательных мест.
Сносная комиссия
Таково народное название Комиссии правительства Москвы по вопросам градостроительной деятельности в зонах охраны и на территории достопримечательных мест, учрежденной в конце прошлого года вместо прежней, лужковской, комиссии с тем же народным названием. Полное название прежней комиссии было иным: …по вопросам сохранения (читай: сноса) зданий в исторической части города. Речь шла о зданиях, не имеющих индивидуального охранного статуса, поскольку здания со статусом подпадают под действие Закона о наследии. А значит, находятся в юрисдикции полномочных органов охраны, то есть не нуждаются в существовании межведомственных комиссий, да и просто не могут быть снесены. Но законы о наследии не регулируют обращение с нестатусной исторической застройкой, и субъекты федерации вправе регулировать его сами. «Сносная комиссия» — московский вариант этого регулирования, придуманный еще в 1970-е, вслед за первым законом об охране памятников.
Новая комиссия расширила свою задачу, поскольку, согласно названию, озаботилась всеми градостроительными вопросами в старом городе. Тут необходимо следующее разъяснение. Градостроительная деятельность — это новое строительство и реконструкция (изменение габаритов) существующих строений. На территории памятников и на них самих градостроительная деятельность запрещена, поскольку памятник есть завершенное творение, а его территория (историческое владение) — неотъемлемая часть памятника. Как нельзя снести или надстроить усадебный дом, так нельзя застроить усадебную территорию. Поэтому действие Градостроительного кодекса не распространяется на памятники и на территории памятников. В частности, для этих территорий не составляются градрегламенты — параметры разрешенной строительной деятельности. Уточню, что территория памятника не имущественное понятие, это не кадастровый земельный участок, а только зона с особым правовым режимом, на которой может сидеть любое множество хозяев либо один хозяин.
Зона охраны — внешний пояс защиты памятника за пределами его исторического владения. Это зона защиты визуальных связей, традиционных высот и плотностей застройки. Здесь градостроительная деятельность разрешена, но ограничена требованиями сохранения соседа-памятника и его роли в городе. Сохранения визуального — и физического. Поэтому закон разрешает в зонах охраны только регенерацию — восстановление исторических габаритов и параметров застройки.
Стало быть, Комиссия по вопросам градостроительной деятельности по определению не должна заниматься памятниками. Однако Положение о новой комиссии, утвержденное Сергеем Собяниным, поручает ей вопросы наделения зданий охранным статусом вкупе с вопросами определения территорий и зон охраны памятников. Эти полномочия абзацами переписаны из Положения о Мосгорнаследии. То есть «сносная комиссия» откровенно, решением мэра, дублирует полномочия государственного органа охраны памятников и заступает на поле, защищенное законами о наследии. Ответственность уполномоченного законом ведомства размазывается по межведомственной площадке. По четным числам комиссия должна решать, что станет памятником, а по нечетным — сносить или не сносить то, что памятником не стало. При этом народное название комиссии неистребимо: сносная!
Можно было бы назвать это узурпацией, если бы положение о «сносной комиссии» не было сочинено в самом Мосгорнаследии под руководством его начальника Александра Кибовского. Надо ли говорить, что квалифицированное большинство в комиссии составляют чиновники всех департаментов мэрии, вплоть до МЧС. Это позволяет поддерживать правительственную точку зрения во всех случаях — и тогда, когда она совпадает с позицией градозащитников, и тогда, когда расходится с ней.
По закону здания становятся памятниками, получают территории и зоны охраны на основании актов государственной историко-культурной экспертизы. У государственного органа охраны мало оснований не согласиться с государственным экспертом. Разве что будет доказана недостоверность экспертизы. Поэтому руководителю Мосгорнаследия необходим коллегиальный орган — собрание экспертов, способное оценить достоверность акта экспертизы. Более того, такой орган не помешал бы и самому мэру, коль скоро окончательное решение оформляется его подписью. Собрание правительственных чиновников не способно оценить достоверность историко-культурной экспертизы, а те эксперты, которые составляют меньшинство в «сносной комиссии», не нуждаются в присутствии чиновного большинства для вынесения экспертной оценки.
Этот несуществующий коллегиальный орган московские градозащитники предлагают назвать Советом по наследию. В Петербурге он есть. «Сносная комиссия» — эрзац Совета по наследию, извращение острой потребности в нем. Вдумайтесь: в Петербурге Совет по наследию — в Москве «сносная комиссия»!
Территории памятников
Тот факт, что территории памятников в Москве почти не сформированы, стал очевиден во время обсуждения лужковского Генплана. Тысячи памятников рисовались в материалах Генплана по контуру зданий, что открывало дорогу градостроительной деятельности в исторических владениях. Общественная и экспертная критика Генплана привела к тому, что тысячи территорий были утверждены пакетными решениями еще при Лужкове—Ресине. Скорость, с которой это было сделано, свидетельствовала, что проекты территорий, давно готовые, лежали под сукном, чтобы не огорчать девелоперов и градостроителей.
С тех пор мы все ждем внесения в Генплан вновь утвержденных территорий памятников. Согласно тексту самого Генплана (а Генплан — закон города), это должно происходить несколько раз в год. Отчего же не происходит?
Ответ появился недавно на сайте Мосгорнаследия. Там опубликован проект распорядительного документа мэрии об утверждении очередных территорий памятников. Внимательно изучив приложения, находим, что речь идет об изменении восьми десятков уже сформированных территорий, причем сформированных недавно, при Лужкове.
Как догадался читатель, все территории уменьшаются. Некоторые — снова до подошвы зданий. Например, в усадьбе Стрешневых на Большой Дмитровке, 7, или Коробейниковых в одноименном переулке, дом 1. Из территорий вырезаются флигели, как в усадьбе декабриста Орлова на Малой Дмитровке, 12, или в усадьбе Шаховских (Дом журналиста) в Калашном переулке, 1. Что это? Желание совместить территорию памятника с кадастровым земельным участком? Но такой подход противоречит принципу охраны исторического владения. Желание вновь развязать руки застройщику? Наверняка. В любом случае это желание подвести как можно больше исторических владений под юрисдикцию Градкодекса, то есть создать саму возможность градостроительной деятельности в исторических владениях. Под конкретный заказ — или на будущее.
Не спрашивайте, на каких научных основаниях это делается. Отделить флигель от усадьбы на научном основании нельзя. Никакие акты историко-культурной экспертизы к проекту распорядительного документа не приложены. Кстати, вопреки многократному обещанию Кибовского и Ко. публиковать все экспертизы.
Сейчас Мосгорнаследие проверяет реакцию на первый вброс. Если сойдет с рук — сокращение территорий пойдет валом.
Достопримечательное место как манипуляция
Задолго до сноса стадиона «Динамо» стало понятно, что вандалы и их чиновные покровители отыскали в законодательстве новую лазейку — «достопримечательное место». Старая — «предмет охраны» — рискует выйти из моды после разрушения «Детского мира».
Конечно, «достопримечательное место», как и «предмет охраны», появилось в Законе о наследии из лучших побуждений. Увы, оружие может достаться врагу. Не сразу, но враг научится с ним обращаться.
О чем думал законодатель, вводя категорию «достопримечательного места»? Например, о том, как защитить исторический ландшафт, не запрещая поселянам строиться. Деревня, видимая из окна какой-нибудь писательской усадьбы, не должна превратиться в этнографию; но и вид не должен потерять аутентичность. Следовательно, домовладельцам нужно разрешить строительную деятельность, ограничив ее. Годится ли для этого режим охранной зоны? Нет, потому что он устанавливает общие, универсальные требования, а нужны индивидуальные. Вот и пришлось ввести особую категорию объектов наследия — то самое «достопримечательное место». Особость в том, что на его территории градостроительная деятельность разрешена. А ограничивают эту деятельность регламенты, прописанные для каждого случая.
Как следствие, законодателю пришлось сузить значение слова «памятник»: оно стало обозначать отдельный объект, а Закон о памятниках стал Законом об объектах наследия. Объекты разделились на памятники, ансамбли (группы памятников) и достопримечательные места.
Десять лет, со времени принятия закона, под всякий проект ломки и нового строительства сокращали «предмет охраны» памятника. Дошли до виртуозных степеней, когда «предмет» сводился к контурам без материальной субстанции (см. «Детский мир»). Но за те же десять лет общество выучило термин «предмет охраны» и научилось распознавать манипуляцию. Открывателем новой лазейки вновь стала Москва, но уже не лужковская, а собянинская. Вандализм, загнанный Собяниным в угол, нащупал новую дырку.
Не увидел, а именно нащупал. Увидеть ее помог все тот же начальник Мосгорнаследия Александр Кибовский со товарищи. Очень просто: признаешь усадьбу не отдельным памятником и не ансамблем, а достопримечательным местом — и готовишь градрегламент под любую ломку и под любое строительство.
Господин Кибовский начал с большего — предложил объявить достопримечательным местом всю старую Москву. И уже заказал градрегламент в пределах Бульварного кольца. Градозащитники радовались (это было наше собственное предложение!), пока не догадались, что следующим шагом может стать отмена зон охраны отдельных памятников. Иными словами, «достопримечательное место» может стать не третьей степенью защиты города (после территорий памятников и зон охраны), а второй или даже единственной. Ограничение градостроительной деятельности в старом городе общим требованием регенерации может смениться суммой индивидуально прописанных местных ограничений. Причем заказчиком этой прописи, то есть аккумулятором инвесторских пожеланий, будет Мосгорнаследие.
И вот уже хозяева ВВЦ откровенно сообщают прессе, что готовят перевод выставки из памятников в достопримечательное место. И столь же откровенно объясняют, для чего: для нового строительства в бывшей охранной зоне. Потому что параметры этого строительства не имеют отношения к регенерации исторической среды. Они имеют отношение только к регенерации денег.
ВДНХ — огромный комплекс, город в городе. А можно ли настолько обнаглеть, чтобы назвать «достопримечательным местом» штучную постройку? Именно это проверяется сейчас, в процессе сноса стадиона «Динамо».
Стадион — памятник архитектуры с 1987 года. Лишить его этого статуса может лишь правительство России. Такого документа нет. Зато есть документы правительства Москвы, в которых памятник вдруг назван достопримечательным местом.
Не думайте, что это правоустанавливающие документы: дескать, перевести памятник в категорию достопримечательных мест на основании того-то и сего-то. Такого документа нет — и не предвидится, поскольку нет предусмотренной законом процедуры перевода. Зато есть постановление Собянина об утверждении границы территории объекта культурного наследия. Там в скобках, в приложениях — категория объекта: достопримечательное место. Так, словно бы оно утверждено каким-то предыдущим документом. Каким, ау? — нет ответа. Через полгода, только что, — новая бумага: об утверждении регламентов «достместа», подпись та же. А по регламентам арена стадиона превращается в объект капитального строительства и разрушается на три четвертых, до одной стены.
Вообще-то статус достопримечательного места не отменяет статуса отдельных памятников, расположенных в его границах. Например, у Москвы есть достопримечательное место Хитровка в границах пяти кварталов. В этих границах расположены шесть усадеб XVII–XIX веков, каждая из которых остается памятником. И снова вопрос: кто, где, когда отменял статус памятника для стадиона «Динамо»?
Нам предлагают это проглотить — и утереться. Хуже того. Нам предлагают просто ничего не понимать.
Но мы понимаем. Суть новшеств, подсказанных Собянину Мосгорнаследием, такова:
• распространять градостроительную деятельность на исторические владения и даже на тело памятников путем сокращения их территорий, зон охраны и перевода их самих в специфическую категорию достопримечательных мест;
• выводить как можно больше памятников и исторических владений из-под исключительной юрисдикции охранного законодательства;
• подводить как можно больше памятников и их владений под действие Градостроительного кодекса, регулирующего обычное строительство.
С немаловажным добавлением: заказ регламентов — предмет торговли с застройщиками — останется в руках Кибовского.
И все это на фоне разговоров о спасении Москвы.
Дополнение: московские утраты времени Собянина.
Записи
10 комментариев