Общее дело
Наталья Самовер
Это еще можно предотвратить. Строительная техника не будет проваливаться в склепы, человеческие кости не будут хрустеть под ногами у прохожих. Всего этого можно избежать, если прямо сейчас приостановить и скорректировать проект реконструкции Детского парка № 1 на Новослободской, 58. Потому что это для нас с вами он – Детский парк, а вообще-то исторически это территория женского Скорбященского монастыря и в том числе монастырского кладбища.
Опять как прошлым летом нам приходится тревожно поднимать тему осквернения исторических некрополей. Год назад невинные работы по благоустройству Семеновского парка обернулись шокирующим зрелищем разоренных могил. Трехсотлетнее Семеновское кладбище в один день вернулось из забвения, доказав, что невидимое не значит несуществующее.
Все то же самое вот-вот повторится на территории бывшего Скорбященского кладбища.
По историческим меркам, монастырь этот молодой. Он был основан в 1890 г. на окраине города на обширном участке, принадлежавшем княжне Александре Владимировне Голицыной, и быстро обстроился нарядными кирпичными зданиями. Обезглавленный, но и в таком состоянии величественный собор во имя Всемилостивого Спаса (иначе – Происхождения (изнесения) честных древ Животворящего Креста Господня) – самая крупная постройка талантливого, рано умершего архитектора Ивана Владимирова, до сих пор стоит на углу Новослободской и Вадковского переулка. Он принадлежит сейчас университету «Станкин», жесточайше перепланирован внутри и сдается под офисы.
В 1908 – 1910 гг. на монастырском кладбище на средства сергиевопосадского купца Ивана Ефимова была сооружена церковь во имя Трёх Святителей. Для архитектора Петра Виноградова – автора монументального собора Николо-Перервинского монастыря, она стала последней работой.
Судьба этого красивого храма в русско-византийском стиле оказалась печальной. В 60-е годы он был разобран; сохранилась только подземная часть, служившая во время войны бомбоубежищем, и цоколь в виде квадратного возвышения, покрытого дерном. Именно здесь – на месте кладбищенской церкви, прямо на ее остатках планируется сегодня построить стационарную парковую эстраду.
Скорбященский монастырь, в свое время самый большой в Москве, просуществовал недолго. Последний его храм был закрыт в 1929-м. Кладбище официально функционировало и того меньше – с 1894 по 1920 год (отдельные захоронения совершались до самого конца 1920-х годов), но за это время в монастырской ограде упокоилось около 2,5 тысяч человек, среди которых основательница монастыря княжна Александра Голицына, историк Дмитрий Иловайский и знаменитый адвокат Федор Плевако, останки которого позднее перенесены на Ваганьковское кладбище.
На старых фотографиях видно, как плотно обступали могилы кладбищенскую церковь Трех Святителей. Среди надгробий встречались настоящие произведения искусства. Так, крест над могилой литературного критика Юрия Говорухи-Отрока был сооружен по проекту Виктора Васнецова.
Когда памятники были уничтожены, а могильные холмы сравняли с землей, лишь единичные захоронения Скорбященского монастыря были перенесены на другие кладбища. Тысячи могил были просто затоптаны, и с ними историческая память этого места безмолвно ушла в землю как град Китеж – в воды озера Светлояр. Сейчас над ними маленькие посетители парка деловито осваивают нарядные детские площадки, молодые папаши совмещают прогулку с коляской с занятием на уличных тренажерах, и подростки гоняют на великах по дорожкам.
Среди москвичей, погребенных в некрополе Скорбященского монастыря, был и скромный библиотекарь Румянцевского музея Николай Федорович Федоров – философ мирового масштаба, основоположник русского космизма. Его идеи разделял Достоевский; Толстой гордился тем, что живет с ним в одно время; «учителем и отцом духовным» называл его Владимир Соловьев; консервативный философ-государственник Иван Ильин считал его святым, сравнивая с Серафимом Саровским; его труды изучал будущий конструктор советских космических ракет Сергей Королев.
Николай Федоров создал «философию общего дела». Глубоко религиозный человек, он искал в синтезе веры, искусства и науки орудия для конечной победы над смертью. Физическое воскрешение всех прежде живших людей, телесное воссоздание их буквально по атомам он считал главной этической задачей, стоящей перед человечеством. Еще в конце XIX века Федоров заговорил о том, что небывалая технологическая мощь и небывалая власть над природой возлагает на человека небывалую ответственность. Он предвосхитил понятия «экология» и «ноосфера», размышлял о месте и миссии человечества во Вселенной. В мире, семимильными шагами приближавшемся к страшной Первой мировой войне, он призывал к всеобщему единению. Чувство великого родства, связывающего всех ныне живущих людей между собой и со всеми отжившими, сделало его философом памяти. В современном краеведении, библиотековедении, музееведении и учении о сохранении культурного наследия идеи Федорова растворены до полной незаметности, превращены в воздух. Воздух, которым мы дышим.
Люди, склонные мерить настоящее мерками прошлого, с восхищением называли Николая Федорова московским Сократом. Для других, увлеченных его футурологическими идеями, он был философом III тысячелетия.
Третье тысячелетие это сегодня.
Могила Федорова затерялась. Когда в 1930-м году кладбище Скорбященского монастыря уничтожали, чтобы разбить на его месте Детский парк № 1, не нашлось никого, кто позаботился бы о его останках. И по сей день они покоятся где-то в тени деревьев на территории славной 204-й школы имени Горького, для строительства которой была отрезана часть монастырского некрополя.
То, что произошло с Семеновским и со Скорбященским, произошло еще со многими историческими кладбищами Москвы.
Крупные старинные некрополи, в том числе монастырские, закрывались в 1920-х годах, а в 1930-х ликвидировались, частично отдавались под застройку, но чаще превращались в парки для отдыха трудящихся. Много мелких, бывших сельских, кладбищ оказавшихся в городской черте по мере роста столицы, ликвидировано в 1970-х при подготовке к Олимпиаде. Очередное расширение Москвы добавило в скорбный список еще много закрытых, забытых, затерянных и поруганных погостов.
Закрыта, забыта, затеряна и поругана наша историческая память.
О том, что сквер в Малом Песчаном переулке на Соколе это на самом деле бывшее кладбище «Арбатец», напоминает только здание часовни Преподобного Сергия и Праведницы Елизаветы, построенное в 1911 г. по проекту Романа Клейна. Давно утратившее признаки культового здания, оно занято сегодня салоном тайского массажа. Но после сильных дождей легкий песчаный грунт нет-нет, да и обнажит неподалеку то человеческие кости, то разбитое надгробие. Совсем недавно местные жители извлекли из земли и почтительно установили один такой памятник с трогательно безграмотной надписью «Незобвенной матери от любящей дочери».
От тысяч захоронений Лазаревского кладбища на Сущевском валу остался только один надгробный камень – безымянный как памятник неизвестному солдату. Редкий посетитель заметит его в глухом углу веселого парка «Фестивальный».
Конечно, уничтоженных кладбищ не вернуть. Их территории, превращенные в городские парки и скверы, должны остаться таковыми. Но восстановление памяти места, сознательный отказ от продления позорной традиции беспамятства и вандализма – долг ныне живущего поколения москвичей. Нам это вполне по силам. Многие столицы мира имеют мемориальные парки на месте исторических кладбищ, и в Москве есть относительной удачный пример создания такого парка – Братское кладбище во Всехсвятском.
«Архнадзор» направил письмо в Московскую городскую думу с просьбой провести под эгидой городского парламента слушания по проблеме уничтоженных исторических некрополей Москвы. Решить эту проблему можно только объединив усилия целого ряда городских ведомств, так или иначе причастных к ней, – Мосгорпарка, Мосзеленхоза, Мосгорнаследия, Департамента физкультуры и спорта, Департамента образования. Не обойтись без Церкви и краеведов.
Программа действий довольно очевидна:
1. Провести выявление по всей территории Москвы участков бывших кладбищ.
2. Придать им всем охранный статус достопримечательных мест.
3. Определить для них допустимые и недопустимые виды деятельности.
4. Впредь производить любое проектирование с учетом особенностей этих территорий.
5. Производить любые земляные работы с археологическим сопровождением.
6. Эксгумировать и перезахоранивать обнаруженные останки прежде, чем возводить на территории бывших кладбищ какие-либо сооружения.
7. Установить за счет городского бюджета на всех бывших кладбищах памятные знаки.
Но главное — город должен выработать единую этическую позицию по отношению ко всем подобным территориям. Здесь в понятие «город» равно включаются и горожане и городская власть. Мы все москвичи. Хотим ли мы восстановить насильственно оборванную цепь духовной преемственности поколений? Важна ли нам кровная связь с нашей историей? Кто мы, сегодняшние живые, нашему городу и нашей стране — наследники или временные обитатели, не помнящие родства, не знающие любви, не чувствующие ответственности?
Не к нам ли обращается Николай Федоров в статье «Живое и мертвенное восприятие истории», написанной в 1903-м, в год его смерти: «Не ясно ли, что, при отрицании жизни отцов и воскрешения их, наша собственная жизнь становится вопросом, делается бессмысленной и невыносимой; наступает уже не разочарование в ней, а отрицание ее, пессимизм. Неудовлетворенность Настоящим и безнадежность, безотрадность Будущего — вот роковое следствие отречения от родного Прошедшего, от истории жизни и смерти отцов наших. Это и есть Страшный Суд Истории над тем, кто, поглощенный мигом Настоящего, не видит двух окружающих его бесконечностей: Минувшего и Грядущего, и ставит себя выше тех, кому мы обязаны жизнью».
P.S. Подробнее с историей Скорбященского женского монастыря можно познакомиться на сайте приходского храма Всемилостивого Спаса и на сайте «Москва, которой нет».
Обобщающая (но не исчерпывающая!) статья в Википедии об исчезнувших кладбищах Москвы.
Записи
6 комментариев